Карина Демина - Черный Янгар
— За что? — беловолосая незнакомка придерживала рукой рваное платье. — Разве я заслужила смерть? Подумай, Янгар…
…Элоис.
Ее звали Элоис, если это имя было настоящим. Она любила ложь и яркие наряды. И притворялась принцессой, которую в детстве украли черные птицы, унесли за семь морей от родительского дома. Она придумывала сказку для тех, кто приходил взглянуть, как ловко управляется Элоис с лошадью и тройкой ножей. И белая кобылица взбивала пыль по кругу, а Элоис, стоя на спине ее — без седла, всегда без седла — подбрасывала кинжалы.
Или горящие факелы.
А после, когда выступление заканчивалось и Груви, ее бессменный любовник, подсчитав прибыль, напивался, Элоис выходила на охоту. Она искала богатых мужчин.
Возвращалась она засветло, но Груви уже ждал.
Следовала ссора.
И драка.
Синяки уродовали лицо Элоис, и труппа, к которой прибился Янгар, уходила из города…
— Однажды мне все это надоест, — призналась она как-то, — и я останусь в содержанках…
Она продавала себя, но не брезговала и воровством.
Вот только зря она попыталась обокрасть Янгара.
— Что было в твоем кошельке? Десяток медяков? Из-за них ты убил меня?
Элоис почти дотянулась до Янгара, и он откуда-то знал, что ее прикосновение смертельно.
— Как ты думаешь, — она остановилась в шаге и, запрокинув голову, провела пятерней по светлым волосам. Элоис еще считала себя красивой. — Что скажет твоя жена, когда узнает, кем ты был на самом деле?
— Она знает.
— Неужели? Ты рассказал ей?
Не все.
И Элоис скалится. Зубы у нее мелкие острые и желтые — она любила жевать табак.
— Не все, верно? Она считает тебя героем, а ты… ты беглый раб… и разбойник, который убивал лишь потому, что мог убить. Вор. Кто еще, Янгар?
Ее лицо оказывается рядом, и холодные губы касаются губ.
— Что скажет она, узнав, как ты веселился?
Клинок вошел точно меж ключиц. Мягко, словно и не в человеческое тело, но в восковую куклу. И Элоис, притворно взвизгнув, растаяла.
…не она — другие. Много других.
— Я же не виновата, — говорит та, которая звалась Пиркко, — что у тебя столько призраков. Посмотрим, насколько тебя еще хватит.
Взмах руки, и полотно сумрака расступается, выпуская людей.
— Когда-то ты их убил, Янгхаар Каапо… — голос кейне доносится издалека. — А теперь они желают убить тебя. Разве это не справедливо?
Он не знает.
И знать не желает. Есть клочок земли и клинок в руке. Есть еще силы, пусть бы и крохи остались. Есть женщина, которая не должна умереть. И другая, что играет с Янгаром.
Если бы только с ним, он бы позволил.
— Стой.
Кейсо изменился.
Он вновь был молод, высок и широкоплеч. Исчезла тучность и шелковые халаты. Сыну князя и наследнику иное подобает. Сияет на сумеречном солнце чешуя брони. Лежат на плечах светлые косы, синими лентами перевитые.
Кто вышивал их для Кейсо?
На поясе его меч висит. И тул полон стрел. А в руке Кейсуаненн, старший сын князя, держит четырехлистный клевер, знак перекрещенных дорог.
— Так вот… получилось, малыш, — он пожимает плечами, словно извиняясь за то, что не дождался сам и не сберег Аану. — Иди.
— Куда?
Сумеречные псы рычат, скалятся, но не смеют приблизится к кааму. Он же отгоняет их взмахом руки.
— Тебе пора возвращаться.
Янгар вновь не понимает его.
— Ты забыл, малыш, сколько сил отнимает амок.
И, усмехнувшись, Кейсо бросает клевер под ноги Янгару. Сам же поворачивается к призракам, но не берет в руки меч, лишь сами руки раскрывает, будто желая обнять всех, кто пришел за Янгаром.
— Иди, малыш. Тебя ждут…
С ладоней Кейсо льется вода.
Он принес ее из озера слез, которое находится в храме, куда ведут семь тысяч ступеней. И на каждой осталась частица души.
— В мести смысла нет, — голос Кейсо доносится издалека. И Янгара тянет обернуться, он знает, что увидит: те самые горы, и ступени, вырезанные на теле скалы. Далекие вершины мозаикой из драгоценного камня, и храм, где каждый, кем бы ни был, отыщет покой…
…и самому бы обернуться. Ступить на призрачную дорогу.
…ведь покой — это то, что нужно Янгару.
— Тебя ждут, — повторяет Кейсо.
И Янгар заставляет себя выбраться…
…арена. Песок. Ограда.
Чужак. Меч. Маленькая медведица, которая встает на задние лапы, пытаясь стать выше. Напугать. Но те, кто подчинился чужой воле, не знают страха. И она, растерявшись, все же наносит удар.
Слишком сильный.
Человек катится, чтобы замереть в шаге от Янгара. Он уже мертв, хотя и пытается встать, исполнить приказ. Кровь льется из глотки, а руки разъезжаются на песке.
— Аану, что ты…
Клинок обрывает истончившуюся нить жизни.
И та, что некогда стояла за плечом Янгара, злится.
— Хватит, — ее голос останавливает бойню. А сама она слетает на песок.
Идет.
Медленно.
Зная, что не получится сбежать. Да и… сил нет.
Янгар вдруг понял, что еще немного, и он просто-напросто упадет. Ей этого хочется, она остановилась бы и, присев рядом, надолго залюбовалась бы своим отражением в глазах Янгара. А потом, положив когтистую руку на грудь, выпила бы остаток сил.
— Так все и будет, — сказала она. — Скоро. Разве не говорила я, что сегодня особенный день?
Она отбросила копну спутанных волос за спину и провела ладонями по бокам, по бедрам, оставляя на коже бурые разводы.
— Уходи, — Янгар знал, что не сумеет победить ее, но страха не испытывал, скорее уж сожаление: надо было раньше свернуть ей шею.
— Снова гонишь… какой же ты упрямый…
Черный язык скользнул по губам. И когда Янгар отшатнулся — ее дыхание было смрадным, гнилым — засмеялась.
— Я ведь могу заставить.
— Нет, — Аану сбросила медвежье обличье, и рыжая шкура лежала на плечах диковинным плащом. — Ты ведь пробовала уже.
— Уйди, — Янгар попытался схватить ее за руку, но Аану не позволила прикоснуться к себе, лишь головой покачала:
— Прости. Но так надо…
Медвежья шкура прорастала в нее, меняя. И лишь глаза остались прежними, человеческими, зелеными, как листвяник.
Медвежий рык нарушил тишину арены.
— Какая ты забавная, сестричка, — сказала Пиркко, на мгновенье возвращая человеческий облик. — Забавная и глупая…
Сумеречные крылья опали.
Они были тяжелы… невыносимо тяжелы… словно сама небесная твердь опустилась на грудь. И Янгар вдруг понял, что стоит на коленях, изо всех сил пытаясь не упасть на четвереньки. Рядом хрипит, захлебываясь слюной, Олли, выгибается в тщетной попытке удержать вес неба.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});