Надежда Попова - Инквизитор. И аз воздам

– Все в порядке, Петер. Тем паче, что и от прочих скрывать его смерть вечно нельзя – о ней придется объявить, и чем скорее, тем лучше: с каждым часом Бамберг раскаляется все больше, и то, что горожане воспримут всего лишь с ропотом сейчас, может послужить причиной для паники или бунта к вечеру. А если они узнают, что подобную информацию от них намеренно скрывали, – одному Богу известно, какие выводы они из этого могут сделать и какие опрометчивые решения принять.

– Это придется делать вам, майстер Гессе, – нерешительно заметил Ульмер. – Ведь вы теперь вместо него… И вам решать, как быть дальше со всем остальным.

– «Все остальное» – это что? – нахмурился Курт, и сослуживец пояснил, даже не сдерживая злость, что пробилась сквозь растерянность и уныние:

– Арестованные. То, что они сделали, – это ведь по части светских, обычно мы всегда передаем таких людей им для суда и для кары… Пока вас не было, в Официуме побывали магистратские. И знаете, что они сказали, майстер Гессе? Что не будут их принимать, потому что их вина не очевидна, а если Инквизиция считает ее таковой, то пускай сама судит их, выносит приговор и карает по своим установлениям.

– Вот даже как, – отметил Курт холодно. – Эти умники знают, что это означает? На что обрекают каждого из задержанных нами – знают?

– На что? – чуть слышно спросила Нессель, и он раздраженно покривился:

– На ад. Если их будем судить мы – предъявить им я могу лишь попытку исполнить работу инквизитора без права на подобное действие. Это все же чуть отличается от простого самоуправства, каковое им мог бы вменить светский суд. Положим, кто-то из них заслуживает не только хорошей порки, но и виселицы, – кто-то из тех, кто вытащил девчонку из дому, кто вязал ее, кто сбрасывал в реку, кто de facto убил ее… При том, что она и сама неплохо отомстила за себя – этого вполне довольно, и это было бы справедливо. А по нашему обвинению им всем грозит отсечение правой руки и клеймление лба подобием Сигнума. Сомневаюсь, что хотя бы половина из них выживет после такой процедуры, чтобы насладиться покаянием, каковое им будет предписано в дальнейшем.

– И если магистратские не одумаются, – добавил Ульмер, – нам придется либо сделать именно так, либо отпустить их… А это будет неразумно – все эти люди решат, что взяли Официум на испуг, и в дальнейшем не будут и в грош ставить его решения. И это будет несправедливо – ведь гибель девочки останется безнаказанной. Не вполне, разумеется: как верно заметил майстер Гессе, она сама или Господь ее руками уже обрушили кару на их головы, но как быть с земной справедливостью, как быть с тем, для чего существуем мы, существует закон?

– И что ты будешь делать? – все так же тихо спросила ведьма, и Курт угрюмо отозвался:

– Поговорю с магистратскими сам и попытаюсь вбить в их тупые трусливые головы толику разума. Но если не удастся – дальнейшее будет на их совести. Есть еще что-то, Петер?

– Не совсем, – помявшись, ответил тот. – Мелочи, майстер Гессе, к тому же – с расследованием не связанные, но мелочи важные… Миновало полдня с тех пор, как мы заперли этих людей по камерам. Многие из них серьезно ранены, а до суда мы не знаем, для кого из них лекарская помощь все еще имеет значение. Кто-то обойдется так, а кому-то требуется хотя бы перевязка. И следует подумать об их питании – хотя бы скудном, дабы они дожили до решения своей судьбы, а ведь это неведомо когда будет… Теперь все это на вас, майстер Гессе.

– Вот уж это ты отлично уладишь без меня, – возразил Курт твердо. – Ты знаешь лекарей и аптекарей этого города, правила обращения с арестованными в академии постигал, на службе не первый год, «скудные и неразнообразные запасы» Официума в твоем распоряжении – действуй. Отчетами по ходу дела можешь себя не изводить: после напишешь один, по итогам сделанного. С бамбергским священством ты также знаком, стало быть, на тебе же лежит и обязанность договориться об отпевании и погребении Хальса и старика. Ты знаешь, где содержится казна Официума?

– Да, знаю, но ключ всегда был у майстера Нойердорфа, и я не представляю, где его теперь искать…

– Ломай дверь, – оборвал Курт. – Возможные последствия беру на себя. Расходы предстоят внушительные… Все, что касается достойного погребения убитой девочки, тоже лежит на тебе; вне зависимости от доходов ее матери, все должно быть произведено должным образом. Справишься?

Два мгновения Ульмер стоял молча, глядя на свое новое временное начальство так, словно его вот-вот должны были вытолкнуть на арену, в стаю разъяренных зверей, и, наконец, коротко кивнул:

– Да, майстер Гессе. Я справлюсь. Вы правы, не следует отвлекать ваше внимание от более важных дел: уж с ними-то никто, кроме вас, не сладит.

– Еще и неведомо, слажу ли я… – буркнул Курт и со вздохом кивнул: – Стало быть, решили. Рабочая комната Хальса сейчас заперта?

– Нет, – снова смутившись, пробормотал Ульмер. – Посторонних, вольно расхаживающих по Официуму, нет. Сам он ее не запер перед тем, как… ушел, да и что там может быть такого, что было бы секретно? Протоколы и…

– И отчеты, – докончил Курт и отмахнулся, предваряя покаянные речи: – Теперь уж поздно – в любом случае. Иди. Делай, что следует. Если появится кто-то из Ван Аленов с новостями – задержи до моего появления: если мы с ними будем бегать по Бамбергу в поисках друг друга, непременно разминемся.

– Да, майстер Гессе, – отозвался младший сослуживец, вытянувшись, точно на плацу, и, развернувшись, торопливо зашагал прочь, к повороту у подвальной лестницы.

– Думаешь, среди записей покойного инквизитора есть что-то ценное? – глядя вслед Ульмеру, спросила ведьма; Курт пожал плечами, снова взяв ее за руку и направившись по коридору к комнате Хальса:

– Навряд ли. Скорее нет. Но согласно всем правилам ведения расследования – я должен их просмотреть. Хотя надо заметить, что частенько именно действия, совершаемые «потому что положено» и «для очистки совести», и приносили мне если не разгадку, то важные сведения pro minimum. Как знать, быть может, мне посчастливится и сейчас как раз тот самый случай.

– Ты в это не веришь, – убежденно возразила ведьма, бросив взгляд на его хмурое лицо. Курт невесело усмехнулся:

– Не верю. Но с чего-то начинать надо.

– И ты чего-то недоговариваешь, – прибавила она тихо.

Несколько секунд он шел молча, слушая, как гулко отдаются звуки шагов под каменными сводами, и, наконец, нехотя отозвался:

– И не стал бы договаривать, Готтер. И дело не в том, что ты все же сторонний человек в Конгрегации, дело не в доверии. Даже если б ты была моим сослуживцем, следователем, ведущим расследование вместе со мною, все равно не стал бы: ибо тут речь идет о моем доверии мне самому. Так оно бывает: стоит лишь озвучить мысль – и мысль, став словом, становится целью; разумом можно этого не желать, но где-то там, подспудно, вместо поиска решения, ответа – может поселиться жажда доказать сказанное вместо того, чтобы отыскать истину. Посему я поступаю так, как поступал всегда, лучше чего еще не придумал: приняв для себя некоторые выводы, просто делаю все возможное, чтобы проверить их один за другим, поочередно. Самое сложное – решить, какой из них важней и в чем надлежит убедиться либо разувериться в первую очередь… И здесь уже никакой опыт, никакая statistica не помогут: порой самое очевидное и многообещающее может увести в пустоту, а ниточка, что казалась тонкой и малозначительной, вывести к той самой истине.