Дети Рыси - Дмитрий Дмитриев
Ответ хонгхатанов не заставил себя долго ждать. Два дня спустя, пока Кранчар и его дружинники праздновали победу над Бартан-нойоном, хонгхатаны напали на наянкинских пастухов и отбили табун лошадей. В отместку наянкины вырезали один из аилов и угнали стадо коров.
Известие о начавшейся вражде между родами наянкинов и хонгхатанов ещё не успело распространиться по кочевьям коттеров, как по степи разнеслась новая весть. Скрытая до сих пор вражда между сыновьями Иргиз-хана всё-таки прорвалась наружу и нашла выход в кровавой междоусобице, расколов род буниятов натрое.
Нойоны Суджук, Арвед и Сурга-Огул решили поддержать Бартан-нойона, не столько из дружеских чувств, сколько назло Кранчару. Они созвали старейшин и предложили выслать в помощь хонгхатанам тысячу багатуров из куреней Далха-Кота, но Мутулган-багатур и Есен-Бугэ отказались послать воинов.
Впрочем, посылать им было особо и некого. Молодые бойцы из хонгхатанов, наянкинов и буниятов, разъехались по домам, чтобы принять участие в раздорах. Следом за ними потянулись в родные кочевья бесауды и ораноры. Ополчение племени распадалось прямо на глазах.
Эти события подстегнули баргинских нойонов. Наступило время установить собственную власть.
Прежде всего, они решили сместить обоих тысяцких куреней Далха-Кота. Нойон Арвед с четырьмя сотнями своих нукёров занял курень Дунгара. В ответ на его требование передать ему булаву и туг тысяцкого, Есен-Бугэ велел передать ему, что высокородный нойон может убираться отсюда куда подальше. Возникшая между ними перепалка быстро переросла в кровавую схватку.
Есен-Бугэ и его люди уже почти взяли верх над нукёрами Арведа, когда один из них изловчившись, ударил тысяцкого ножом под левую руку в подмышку. Телохранители подхватили смертельно раненого Есен-Бугэ и унесли его в юрту. Оставшиеся без своего вождя ратники растерялись и были смяты.
Пока нойон Арвед разбирался с Есен-Бугэ, в курень Барунар в сопровождении почти семи сотен воинов явились старейшины Укэту, Тугучак и Бури. Но их расчёт на то, что не до конца оправившийся от раны Мутулган-багатур, не сможет помешать им, не оправдался. У самой юрты тысяцкого дорогу старейшинам преградил Содохай.
– Да пребудет с вами благоволение Рыси-Прародительницы, мудрые старейшины,– почтительно приветствовал он прибывших.– Я благодарен вам за то, что вы пришли навестить моего отца, но нынче не очень удачное время для этого. Он болен и сегодня ещё не вставал со своего ложа.
– Мы приехали сюда не для того, чтобы его навестить,– грубо ответил Укэту.– Где войсковое знамя и булава тысяцкого?
– А зачем они тебе понадобились? Вы прибыли по повелению нового хана или вас прислали старейшины курултая?
– Прочь с дороги дерзкий щенок или я прикажу своим нукёрам выпороть тебя!
– Ну-ну, посмотрим, как у тебя это получится.
Губы Содохая тронула недобрая усмешка. Вложив два пальца в рот, он оглушительно свистнул, и из-за ближайших юрт показались готовые к бою ратники верхом на дахиранах и в полной броне. Их было немногим более двух сотен, но этого хватило, чтобы старейшины неуверенно заколебались. Конечно, их нукёры тоже были неплохими бойцами, и их было втрое больше, но за спиной Содохая выстроились известные рубаки, и это до известной степени уравновешивало силы.
Казалось, что кровавого столкновения уже не избежать, но тут между старейшинами и Содохаем внезапно, словно из-под земли, выросла сутулая фигура шамана Зугбира. Никто не понял, как и каким образом, он оказался здесь, и потому при его виде сердца воинов охватил суеверный страх.
– Клянусь Небесной Рысью, да отсохнет рука у посмевшего пролить братскую кровь! – грозным голосом возвестил шаман, обводя собравшихся взглядом горящих глаз.
– Вы затеяли неправое дело,– обратился он к старейшинам.– Булава тысяцкого будет принадлежать тому, кого сочтёт достойным всеобщий курултай. Пока что это Мутулган-багатур. А сейчас забирайте своих людей и уезжайте отсюда. Ну, а ты,– костлявый палец Зугбира ткнул в Содохая,– отведи назад своих воинов.
После этого Зугбир отвернулся и направился прямиком в юрту Мутулган-багатура, больше не обращая ни на кого никакого внимания. Трое старейшин, выслушав приговор шамана, переглянулись между собой и развернули коней. Даже строптивый Укэту не посмел противоречить словам Зугбира.
Содохай, проводив их полным неприкрытой ненависти взглядом, повернулся и пошёл следом за Зугбиром. Войдя в юрту, он увидел шамана сидящего возле ложа отца. Сам Мутулган-багатур полулежал на постели, сжимая в руках чашу с целебным отваром, слушал, что говорит ему шаман.
– Упорствуя, ты погибнешь сам и погубишь свою семью,– произнёс Зугбир.– Думаешь, Укэту просто так рвётся в тысяцкие? Не-е-т. Его подталкивают в спину Суджук и Арвед. С ними же и Сурга-Огул.
– Прости, мудрейший, но ты сам только что говорил, что моего отца может сместить либо воля хана, либо решение курултая,– вмешался в разговор Содохай.– Ну, а собраться нойоны и старейшины смогут только весной и у нас есть ещё время…
– Время для чего? – перебил его Зугбир.– Время есть у него… И ты, и твой отец прекрасно знаете, что никто не будет дожидаться весны. За зиму твои воины разбегутся, ибо им нечего будет жрать, и тогда дружинники того же Укэту прирежут вас тёмной ночью. Или договорится с теми же самыми бесаудами, а уж Пайкан не упустит возможности поквитаться с вами.
– Пусть только сунутся…– начал было Содохай, но Мутулган оборвал сына.
– Помолчи-ка пока,– прохрипел он.– Ты прав, мудрый Зугбир. Нам с сыном надо крепко подумать, как поступить правильнее. Я-то уже далеко немолод и мне не страшно умереть, а вот ему надо жить и продолжать род.
Он кивнул в сторону сына.