Татьяна Солодкова - Огненный Зверь

"Тише, - посоветовал Зверь. - Может быть, он нуждается в твоем тепле не меньше, чем ты в его?"

Я крепче обняла Кирилла. Хотелось забрать себе всю его боль.

- Прости, - повторил он.

- Не извиняйся, - пробормотала я, получилось глухо, слова уходили ему в плечо, но я все еще прижималась к нему, - это я виновата, не объяснила толком, и ты начал строить версии.

- Тогда расскажи.

Я не знала, с чего начать, как рассказать все спокойно и по порядку, не сбиваясь и не отвлекаясь на собственные эмоции и переживания.

Мы так и стояли посреди кухни, а я пыталась пересказать все, что мне известно, иногда вздрагивая и прерываясь, чтобы набрать в легкие побольше воздуха. Кирилл не перебивал, прижался щекой к моим волосам и молчал. Мы могли бы сесть, снова вернуться к кофе, мой голос стал бы спокойнее, я бы видела его глаза и их реакцию на мои слова, но мне казалось, что если я отодвинусь от него хотя бы на сантиметр, мой рассказ вообще оборвется и мысли смешаются. Кирилл тоже не выражал желания переместиться или поменять позу, просто обнимал меня и слушал.

Я рассказала о курьере, письме, ключах в конверте. Приложила максимальные усилия, на которые была способна, чтобы вспомнить содержание письма, как можно более подробно. Потом рассказала, как пришла сюда, как импровизировала, вытащив на лестничную площадку соседку. Умолчала только о своей истерике возле подъезда, сказала только, что Зверь привел меня в порядок по дороге сюда, чтобы никто ни о чем не догадался, остальное Кирилл мог додумать сам.

- Значит, пожертвовал собой ради нас, - горько произнес Кирилл, когда я выдохлась и замолчала. - К черту это благородство...

Теперь он отстранил меня и сел, выпил уже остывший кофе залпом, будто спирт.

- Ты подозреваешь кого-нибудь? - спросила я, тоже возвращаясь на свое место.

Он помедлил, потом покачал головой.

- Даже представить не могу, кто может быть эта сволочь.

- Вот поэтому старик и попросил меня разыграть этот спектакль, чтобы никто не догадался, что нам что-то известно.

- Всегда впереди всех на два шага, - пробормотал Кирилл, поморщился и исправился: - Был на два шага впереди.

Только сейчас я поняла, что все еще в куртке, я совсем забыла о ней, не чувствовала ни жара, ни холода. Расстегнула замок, достала конверт.

- Это он просил передать тебе.

Кирилл протянул руку, взял конверт и потом еще несколько секунд просто держал его в руках, затем решился, оторвал край и вытащил письмо.

Я тактично молчала, пока он читал, только следила за его лицом, он то хмурился, то грустно улыбался, но не произносил ни слова.

Наконец, он закончил, положил листок на стол и закрыл глаза.

- Что там? - решилась спросить я, когда поняла, что он не собирается ничего говорить.

Кирилл подтолкнул ко мне письмо:

- Читай.

Мне было приятно его доверие, но меня еще в детстве приучили никогда не читать чужую корреспонденцию.

- Краткого содержания мне будет достаточно, - я покачала головой и снова подвинула к нему листок.

- Помимо лирики, там сказано, где находится его завещание, что все его имущество переходит ко мне, и я вправе распоряжаться им так, как мне заблагорассудится. Еще подробности по финансам, список счетов и банков, куда он вкладывал свои деньги. А еще, - его взгляд стал жестким, - а еще он просит не переставать проводить собрания и веси себя, как ни в чем не бывало, пока мы не выясним, кто предатель. "Как поступить потом, только твой выбор, - процитировал он. - Если сочтешь нужным, ты можешь распустить наш маленький совет, а можешь продолжать все так, как было при мне"...

- Он очень тебя любил, - прошептала я.

- И я его, - Кирилл отвернулся, пряча боль в глазах. - И я чувствовал, что с ним что-то не так, чувствовал, что он будто прощается, но решил все выяснить завтра. Только завтра для него не наступит.

- Я думаю, последнее, чего бы Владимир Петрович хотел, это чтобы ты винил себя, - высказалась я.

- Я знаю, - голос Кирилла был лишен красок. - Он всегда утверждал, что я слишком многое на себя взваливаю. Он хотел, чтобы я был счастлив.

- Ты самое дорогое, что было у него в жизни.

Кирилл невесело усмехнулся.

- Знаешь, когда-то я ненавидел его, за отнятое детство, за рано взваленную ответственность, за высокие требования, за то, что, когда я был подростком, он ломал мой характер под свой вымышленный идеал, который он пытался создать всю свою жизнь, - я слушала, и не решалась даже вздохнуть. - А когда я вырос, я понял, что он единственный человек в этом мире, которому было до меня дело. Он создал меня, не переделал, как мне казалось в бунтарском возрасте, а создал, создал из ничего. Все, что есть во мне, взращено им. И он был мне больше, чем отец, во мне нет его крови, но во мне часть его огромной души. И очень странно осознавать, что его больше нет, нет великого человека, который все знает наперед, который всегда даст совет. А еще тяжелее осознать, что он умер, чтобы жили мы.

Кирилл всегда был сильным, впервые он показывал мне свою слабость, но мы оба прекрасно знали, что пройдет пара минут, он встряхнется, и все снова встанет на свои места.

- Владимир Петрович верил, что мы со всем справимся, - сказал я, чтобы хоть как-то его подбодрить.

Кирилл хмыкнул.

- Ну, теперь мы втройне обязаны выжить, чтобы не обмануть его ожидания.

- Все будет хорошо, - не знаю, откуда взялась уверенность в моем голосе, но в это мгновение я искренне в это верила.

***

Это был долгий день, насыщенный переживаниями и событиями.

Мы с Кириллом еще немного посидели на кухне Золотаревского, пока не спохватились, что нужно известить остальных о смерти старика. Если мы не хотели, чтобы предатель что-либо заподозрил, мы должны вести себя, как обычно.

Кирилл обзвонил всех.

У Леночки началась истерика прямо в трубку. Он разговаривал не по громкой связи, но даже мне прекрасно были слышны ее всхлипы. Это казалось искренним горем, и я не могла допустить даже мысли, что предателем может оказаться она.

Ковров предлагал приехать и помочь, но Кирилл ответил, что тело уже увезли, а на приготовление похорон еще полно времени, и нет смысла торопиться.

Все, казалось, искренне расстроены, бедный Петя даже начал заикаться в трубку и три раза переспросил, правильно ли он расслышал.

Кирилл держался спокойно, не выражая эмоций, это напугало Андрея, когда он с ним разговаривал, тот тоже рвался приехать, но Кирилл отказал и ему.

Когда все были оповещены, у Кирилла появилось растерянное выражение на лице. Все, что от него требовалось на сегодня, было сделано, все остальное завтра.