Юлия Фирсанова - Начало

Разрешилась тайна цветных стекол. В этом экстравагантном, вредном для мелкой работы освещении никто не думал шить и кроить. Тут принимали клиентов и производили на них впечатление. Судя по Кейру, сквозь сосредоточенно-бдительный вид которого проглядывала очевидная оторопь, Гирцено или его имиджмейкер свое дело знали.

— Лорд Фелик! Какая приятная неожиданность! — громкий, но не лишенный приятности чуть хрипловатый мужской голос возвестил о прибытии хозяина. — Все-таки решили заглянуть на вторую примерку?

— Нет, нет, я полностью доверяю вашему вкусу и мастерству, — рассыпался в комплиментах искусству портного юный дворянин, общаясь с Гирцено практически как с равным, безо всякой примеси высокомерия. То ли юноша вообще не страдал аристократичной надменностью в тяжелой форме, заставляющей дворян морщить носы, цедить слова и бросать спесивые взгляды, общаясь с выходцем из низов, то ли мастер одежд достиг высочайшей степени известности. Того уровня, когда ремесленник превращается в почитаемого всеми художника, и ни одна даже самая родовитая тварь не посмеет задеть его.

Пока Гирцено и дворянин упражнялись во взаимных расшаркиваниях, я изучала портного, или уж, если говорить более возвышенно, местного модельера. Впечатляющей его внешность не назвал бы и льстец, но нечто оригинальное в строении тела имелось. Полагаю, имей Чарли Дарвин во время создания теории происхождения человека тело портного как единственный образец, и история могла выйти другая. Более всего Гирцено напоминал не обезьяну, а кузнечика. Несуразно тонкие, как ручки у метлы, и какие-то ломкие на вид руки, голенастые ноги сильно выступающими коленями делали мужчину лишь весьма отдаленно похожим на хомо сапиенса. Однако элегантная одежда в темно зеленых и светло-коричневых тонах частично компенсировала огрехи строения, а худощавое лицо с орлиным носом и узкогубым, весьма подвижным ртом и яркими прозрачно-голубыми с зелеными ободками глазами излучало энергию и обаяние. Речь быстрая, Гирцено почти проглатывал последние слоги в словах, говорила о непоседливости и буйном темпераменте.

Изящную фразу извинение за незапланированный визит Фелик (меня, кстати, так и тянуло обозвать его Феликсом, что переводилось, если мне не изменяет склероз, как "солнечный" и точно соответствовало внешности юноши) закончил информацией о том, что он привел Гирцено очередного восхищенного клиента, жаждущего сделать заказ.

— И что же именно вы хотите? — польщенный щедрым ушатом похвалы, вываленным на голову, Гирцено обратил благосклонный взор на Кейра, профессионально оценивая его стати и прикидывая, как именно нарядить его наилучшим образом.

Только тут до меня дошло, то ли случайно, то ли намеренно, наш провожатый не уточнил, кто именно просил его свести с портным. Исходя из невинного взгляда Фелика, я бы сказала, что он действовал неосознанно, но, поскольку аристократ являлся придворным пока неведомого мне владетеля, первичным ощущениям наивной души доверять не следовало. Юный лордик весьма умело устранился от переговоров, предоставил нам самим объясняться с мастером.

— Что хочу? — хмыкнул мой телохранитель, серьезно подойдя к вопросу, даже наморщил лоб. — В данный момент поесть, нет даже пожрать, смыть с себя дорожную пыль, на ночь теплую бабенку под бок… Все перечислять выйдет долго и скучно. Ну а коль ты спрашиваешь об одежде, то ее не я, магева заказывать собиралась.

— Точно! — нахально улыбаясь активно тормозящему портному, подтвердила я слова Кейра.

— Польщен, весьма польщен, почтенная магева, но в моем заведении шьют лишь мужскую одежду, — попытался объяснить очевидное Гирцено с полупоклоном. Ему явно хотелось вспылить, но ссориться с обладательницей волшебной силы мастер посчитал неразумным и смирил нрав.

— Я в курсе, поэтому и попросила Фелика дать адрес, маэстро! — заверила я Гирцено, так и не поднявшись из кресла. Магевам смирно стоять в присутствии портных негоже, вдобавок, из положения сидя выставить меня вон будет труднее, чем из стойки у окна. — Обожаю одеваться нестандартно! Кроме того, мужская одежда куда более приспособлена для путешествий верхом, чем женская. А ваши рубашки — просто моя ожившая фантазия! Так что же, отказываться от мечты только потому, что в Мидане такую красоту шьют только на мужчин? Вообще-то, сие есть дискриминация по половому признаку, я ведь и обидеться могу! А когда я обиженная такое творю, не приведи боги кому узреть доведется!

— Маэстро? — оглушенный моей пылкой речью переспросил в смущении портной.

— Так в далеких краях называют гениальных музыкантов, а ваши рубашки — просто воплощенная в ткани и кружевах музыка, — откровенно польстила я мастеру.

— Но, — Гирцено уже почти сдался, и сопротивлялся довольно вяло, — у меня нет помощниц для снятия мерок, лишь закройщицы, швеи и кружевницы.

— Думаете, ваши портные помрут со стыда при виде моего нижнего белья? — заботливо уточнила я, подпирая кулаком подбородок. — А если компенсировать им нравственный ущерб некоторой денежной премией? Поможет?

— Я имел в виду ваше целомудрие, почтенная магева, — попытался объяснить Гирцено, но юмор ситуации оценил, и глаза лукаво блеснули.

— А что ему сделается? — несказанно удивилась я в ответ, разведя руками и вольготно закинув ногу на ногу. — Вот уж не думала, что снятие мерки такое интимное дело!

Фелик, стоявший неподалеку, стал сочно-персиковым, а Кейр закашлялся, скрывая рвущийся наружу гогот. Вот что мне нравилось в моем телохранителе, так это его чувство юмора. Такой надежный, по-хорошему упрямый и бдительный, а над хорошей шуткой всегда рад поржать, не корчит из себя статую неприступную. Охрана охраной, но жизнь-то на этом не кончается.

— Нет, насколько я могу судить, все женщины обыкновенно весьма чувствительны в вопросах такого рода, — выгнул бровь портной, он уже получал удовольствие он нашей оригинальной беседы.

— Я — не все, имею более широкий взгляд на мир. По-моему, маэстро, это ханжество. Не вижу причин стыдиться ни одной из частей тела, — почти сурово отрезала я. — Если морочить голову такой дуростью, то и в магии станет некогда упражняться. Как можно пытаться понять все сущее, прячась за оградой глупых правил от самой себя?! Лучше бы люди стыдились подлости, хамства, глупости, чем обнажения. Мы, между прочим, все рождаемся на свет нагими, и никто не считает это противоестественным. Одежда нужна для защиты от холода или зноя, для того чтобы подчеркнуть красоту и скрыть недостатки фигуры, наконец, но не для того, чтобы намертво запрятать себя от себя и от других!