Тая Ханами - Право быть человеком

Я кивнула, не вполне понимая, к чему клонит волхв.

– Он-то и уговорил меня в свое время построить пять корпусов так, как они сейчас расположены, и вынести за пределы пентаграммы всех эмпатов. Сказал, что благодаря такому расположению энергонакопителей Заповедник сам начнет отбивать атаки, если его настроить на соответствующий лад и чуть-чуть подсобить. В дни его создания не было угрозы. А сейчас нам осуществить эту идею помог Сан Саныч.

Так вот что делал мастер ушу в Заповеднике!

Я взглянула на бывшего агента спецподразделений - у того был вид довольного кота, слизывающего с усов честно причитающуюся ему сметану.

Появился домовой, вгляделся в меня наглыми глазенками.

– Явилась, значит? Эх, не пропить мне твоего жалованья!

– Не пропить, Гоша, ой не пропить. На сей раз уже точно. Но ты не горюй - еще не все потеряно, меня снова потянет на приключения…

– Боги тебя упаси, - шарахнулся в сторону волхва домовой. - Может, тебе лучше глинтвейну принести? Или чайку?

– Чаю принеси, будь так добр, - попросила я. - И, спасибо тебе за сушки. Они были необычайно вкусны. Алхимик был в полном восторге, я тоже.

Домовой посмотрел на меня влажными глазами, шмыгнул носом - точь-в-точь, как человек.

Стукнула входная дверь, в прихожей раздались осторожные шаги, кто-то взялся за ручку двери, замер в нерешительности.

– Здесь наша героиня, - подал голос волхв. - Входи, Максим, не бойся. Тебя все ждали, чтобы твоей любимой деточке десять раз не пришлось рассказывать одно и то же.

– Что еще рассказывать? - удивилась я.

Мне было так хорошо, так уютно. Мы все снова были вместе, волхв разжигал трубку, Сан Саныч от нее же прикуривал, дед Макс, сидя на Мане, свернувшейся по этому поводу в подобие кресла, обалдело пялился на мой новомодный цвет волос, металлист стучал по наладоннику… Что еще нужно для полноты бытия?

– Ну, хотя бы о том, как ты познакомилась с легендарным Алхимиком. Я думаю, никто из здесь присутствующих не может похвастать подобным знакомством.

– Дед, как дед, - пожала плечами я. - Спасибо, Гоша. Добрый, заботливый, чаек у него странный какой-то. Ладно, ладно! Если вы так настаиваете… И осталась я под струями дождя одна-одинешенька, - взвыла я патетическим голосом, - и зашумели крылья, и приземлился на соседний утес Черный Дракон…

Волхв было нахмурился, но потом махнул рукой, и затянувшись, выпустил серию колечек.

– Да-да, продолжай в том же духе.

– … и тогда я вспомнила Маню, и полыхнула, и… Маня, это ведь ты была?

Многоножка посмотрела на меня честными глазами цвета сосновой коры. В них отражалась тоска по родному бору. Это не значило ровным счетом ничего.

– И заплакал болванчик, и явился он. Великий Алхимик!…

– Продолжай, дитя мое.

Мой рассказ уже подходил к концу, когда дверь распахнулась, и в комнату вошел Рома, боевой маг.

– Защита с той стороны поглотила еще две танковых дивизии с тех пор, как вы ушли. Сейчас все тихо. Уже больше получаса. А у вас тут уютно…

– Садись, - указал на стул рядом с собой Сан Саныч. - Выпей чаю, боец. Сейчас вот дослушаем бред пьяного наркомана про драконов-призраков, и пойдем прибираться.

– Не любо - не слушай, а врать не мешай, - наставительно изрекла я. - Так вот. И вышла я из Лабиринта, и сказал мне Глубинный Свет, что я дура полная, ибо не использовала возможность исключительную… Дальше рассказывать?

– Рассвет жив?

– А кто меня через лаву переправил? Жив. Обещался прилетать в гости. И драконы, обманутые шаманом, нырнули в Источник, так что хеппи-энд случился полный.

– А как ты до нас добралась? Что-то я не почуял никакого Рассвета.

– Как-как? Как слетела со спины дракона, так и отправилась в ГЗ за одеждой, потому как дюже замерзла. Добрая однокурсница приодела меня, дала халатик розовый, а там уж я в Заповедник телепортировалась.

– Без прибора? - уточнил волхв.

– Рассвет сказал, что теперь это мне по силам. В переделах нашего измерения. Я ему и поверила.

– Ну что же, - сказал волхв. - Итак, ты здесь, и я, со своей стороны, очень рад этому обстоятельству. Будем разбегаться, друзья? Ребята, уберите временную защиту. Максим, самое большее через полчаса оборона границы будет ликвидирована, можешь призвать на помощь стража и подопечных, и восстановить сосновый бор. А можешь это сделать с утра.

– Нет уж, лучше сегодня, - почесывая Маню за ухом, ответил старший друид. - Пойду собирать братию. Всем пока. До свидания, Лиса. Я рад, что ты вернулась.

А спустя полчаса я наблюдала, как друиды, с посохами наперевес, вслед за Маней отправлялись восстанавливать сосняк. Длинные черные мантии одна за другой растворялись в ночи, и лишь далеко впереди маячила рыжая спина многоножки. Она мелькала все дальше, и дальше, пока не превратилась в точку, и, наконец, не исчезла совсем.

Я стояла на крыльце своей избушки, и никак не решалась проститься с этим неимоверно долгим днем. Все так же шел дождь, пора было отправляться спать, но сон не шел, нервы были напряжены до предела, как перед боем.

Передо мной мягким светом открылся портал, и оттуда вышел смутно знакомый персонаж. По крайней мере, этот покрой плаща с таким типом капюшона я уже где-то видала. От него не исходило никакой злобы, али агрессии, и я спокойно смотрела, как он, то ли оглядевшись, то ли принюхавшись по сторонам, уверенно поворотил стопы в мою сторону.

– Лиса Северная?

– Она самая.

– Это для тебя, - протянул мне маленький сверток незнакомец. - К сожалению, я не смог исполнить твое желание, а поэтому возвращаю тебе то, что ты оставила в моем измерении.

Я наконец поняла, кого имею честь лицезреть в ночи. И что это за кулек.

– Это не мое, я вам ничего не оставляла. Это принадлежит моему другу.

– Принадлежало. Ты выступила его поручителем, и теперь оно - твое. Так ты берешь?

"Почтальон" откинул капюшон, и я увидела перед собой судью. Он не был ни добрым, ни злым, ни усталым, ни деланно-спокойным. Он и тогда был один, абсолютно бесстрастный. А уж как он умудрился предстать в четырех, да еще разных лицах, уже не меня касается.

– Ты берешь? - повторил он свой вопрос.

– Беру, - очнулась я от воспоминаний. - Конечно, беру.

– Тогда подписывай отказную бумагу.

– Какую еще отказную бумагу? Я же вам не оставляла свой автограф.

Судья запустил руку в карман плаща, извлек сложенный вчетверо листок бумаги. На нем было что-то набрано обычным шрифтом "Times New Roman", двенадцатой кеглей.

На краю поляны из темноты вынырнул еще один человек. Постоял, подумал, медленно пошел в нашу сторону.