Дарья Иволгина - Степная дорога

Усмехнулся и Мэзарро, все еще настороженный. Протянул брату чашку.

– Расскажи мне все, что знаешь о Фатагаре, – попросил Мэзарро.

Рассказывать, собственно, было нечего. Основное Салих уже сказал: похищение свободных девушек и тайная торговля наложницами.

Работорговля в Саккареме не то чтобы не процветала, – она была вполне почтенным занятием, и некоторые господа сколотили себе довольно приличное состояние, покупая и перепродавая живой товар. И многие именитые граждане, гнушающиеся здороваться с работорговцами прилюдно, так сказать, на улице, охотно толковали с ними приватно, в глухих переулочках или у себя в доме – естественно, не в самых лучших покоях.

Каждый знал свое место, каждый занимался своим делом. Так повелось от века.

Но похищение свободных людей и обращение их в рабство было делом преступным и злым, за которое карали и земные власти, и Боги.

Но Салих не желал идти на поклон к венценосному шаду и искать у того правосудия. Просто потому, что найти доказательства преступлениям Фатагара будет весьма непросто. Едва лишь Фатагар прослышит о том, что против него выступили с обвинением, он поспешит избавиться от свидетельниц – и кто сумеет поддержать обвинение? Нет. Фатагар должен быть наказан – и наказан именно теми, на чью свободу и честь он покушался.

Салих сказал об этом брату, не таясь и не смягчая выражений. Мэзарро выслушал внимательно, а потом сказал просто:

– Я боюсь.

– Алахе пятнадцать лет, – сказал Салих. – Она совсем еще ребенок. Этого ребенка он хотел обесчестить, посадить под замок, превратить в игрушку похотливых потных мерзавцев, которые выложат за нее кругленькую сумму. А другие девочки, которым не удалось избежать этой участи! Сколько искалеченных судеб на его совести – об этом ты не подумал?

Мэзарро молчал. А Салих безжалостно добавил:

– Впрочем, откуда тебе знать такие вещи? Ты не привык задумываться над тем, что у слуги, который подает тебе по утрам халат и приносит чай, есть еще и душа! Как есть она у последнего галерника, издыхающего на весле, как есть она у грязного каторжника, по шею в коросте, в цепях, с кайлом в руках…

– Хватит! – Мэзарро зажал ладонями уши. – Перестань, брат! Если ты хотел пристыдить меня, то тебе это удалось. Я пойду с тобой и сделаю все, что ты скажешь… – И добавил почти по-детски: – Только не сердись.

Салих вздохнул. Он только сейчас почувствовал, как наваливается на него необоримая свинцовая усталость.

– Я не сержусь, – пробормотал он. – Я засну здесь, у фонтана… Пусть меня никто не будит, хорошо?

Он допил чай и растянулся на траве, подложив под голову руки. Мэзарро встал, посмотрел на лежащего брата. На лице юноши появилось странное выражение. Он словно завидовал Салиху и побаивался его.

– Хотел бы я быть таким, как ты! – сказал он.

Салих приоткрыл глаза.

– Избави тебя Боги от подобной участи! – искренне сказал он.

Мэзарро помолчал немного, а потом сказал с какой-то обидой – словно его задело, что разговор об этом не зашел с самого начала:

– Одиерна ждет ребенка. У меня будет сын, Салих!

– Я так и думал, – пробормотал Салих, уже не в силах бороться со сном. – Поздравляю тебя, брат! – И добавил: – А если родится дочь?

Мэзарро засмеялся.

– Я встречал достаточно достойных женщин, чтобы обрадоваться рождению еще одной.

Салих не отозвался. Он уже крепко спал.

Пожалуй, трудно было представить себе людей более разных – и внешне, и характером – чем Мэзарро и Салих. И хоть числились они братьями и сыновьями одного отца, но родство свое словно бы всякий раз открывали для себя заново.

Алаха, повзрослевшая, с красными шрамами на щеках (об их происхождении Мэзарро даже спрашивать не решался), хмуро смотрела на братьев. Ей не по душе было предложение Салиха. Салих хотел, чтобы возмездие над Фатагаром совершили они с братом, а Алаха, по его мнению, должна была оставаться дома.

– Твои ноги еще не зажили, госпожа, – говорил он спокойно, но твердо. – Между тем, действовать надлежит как можно быстрее. Иначе, кто знает, он успеет уйти – и ищи его потом по всей Вечной Степи!

– Степь широка, – сказала Алаха, – а тропка узка. Далеко не уйдет.

– Прости меня, госпожа, – вмешался Мэзарро, – но это дело лучше сделать все же в городе. Караван всегда идет под хорошей охраной. Нет смысла рисковать. План Салиха хорош тем, что не требует много людей и почти безопасен.

– Я пойду с вами, – отрезала Алаха. – Мази вашей матери сделали свое дело лучше заклинаний моей покойной тетки. Я почти не хромаю.

Им так и не удалось отговорить ее. Алаха – и Салих имел уже несколько случаев убедиться в этом – была невероятно упряма. Когда ей что-то втемяшивалось в голову, никакие доводы не могли заставить ее сменить мнение.

Собрались быстро: широкие плащи, сапоги (Алаха предпочла остаться босиком), краска, сделавшая лица братьев смуглыми и неузнаваемыми в тени капюшона. Взяли экипаж и лошадей – их Мэзарро купил для Одиерны совсем недавно и, по счастью, еще не успел обновить, так что в городе этот выезд не знали.

И отправились…

Господин Фатагар скучал. И нервничал. Слишком долго тянется ожидание! Пора выступать в путь. А утешительных вестей от Сабарата нет как нет. Проклятый разбойник, куда он только делся? Не нашел девчонок? Вздор! В мире полным-полно неосмотрительных девчонок, и уж кого-кого, а Сабарата не нужно обучать простейшим навыкам: как подстеречь, как набросить на голову мешок, связать и перебросить поперек седла, а там – поминай как звали! Почему он застрял? Целый табун, что ли, гонит Сабарат от Самоцветных Гор? Слишком больших партий невольниц Фатагар старался избегать, чтобы его ПОЧТЕННОЕ занятие не бросалось в глаза посторонним наблюдателям. Он не вел широкой торговли рабынями – он ПРИТОРГОВЫВАЛ ими. Зато товар у него всегда был отборный.

Такой отборный, что и сам господин Фатагар не сразу пускал его в оборот, а придерживал у себя – пробовал.

Ну где же этот проклятый разбойник! Не хочется думать о том, что он попался… Ох как не хочется!

При мысли о новых девушках, которые, возможно, скоро появятся в его власти, Фатагар пришел в сильное волнение. Он принялся расхаживать по комнате широкими шагами, беспокойно теребить кружевные манжеты, обрывая с них позолоту и жемчуг, кусать губы. Он едва не плакал от досады и нетерпения.

Слуги давно уже привыкли к тому, что свое настроение господин Фатагар срывает на них. И потому старались не попадаться ему на глаза. Еще метнет в голову каким-нибудь тяжелым предметом – такое уже случалось.

Однако слуга, заглянувший в комнату, выглядел таким бесстрашным и веселым, что господин Фатагар от удивления даже позабыл разгневаться на дерзкого болвана, посмевшего нарушить его уединение.