Высокое Искусство (СИ) - Николаев Игорь Игоревич

Ноги ступали в ритм, костяные барабаны звучали в ритм, даже стальной еж над головами колебался ритмично, прокатываясь волнами от головы к последним рядам. Без видимой команды отряд «зазвучал», бойцы начали в такт шагам выдыхать что-то похожее на «Вху!». Напряжение выросло, уплотнилось. Оглянувшись, Елена обратила внимание, что у реки больше никого не осталось. Пехота, группа Раньяна поодаль и жандармы со своими «копьями» на посту. Все. Даже пара оставшихся лодок отплыла ближе к середине, остальные ушли ниже по течению.

— Кто же так в бой пойдет… — пробормотала Елена скорее себе, однако ее услышали и ответили:

— Кровная месть, семья семье, клан клану. Или деньги, но такие, что и представить нельзя.

Жандармы, наконец, поняли, что пехота вроде как и не собирается останавливаться. Пока оруженосцы торопливо готовили коней, рыцари быстро совещались. В голове у Елены прояснялось, усталость вымывало из тела, только жажда мучила. Женщина завороженно наблюдала за происходящим, а на мосту, кажется, назревал самый настоящий бой, второй в ее жизни.

Пехота не остановилась и даже не замедлила поступь. Над головами пронеслась отрывистая команда, и строй изменился. Сбоку не получалось разглядеть как следует, но похоже колонна перестроилась прямо на ходу, расширившись по фронту до пяти человек или даже больше, от парапета до парапета. Еще команда, и солдаты перешли на ускоренный шаг, изменилась и бормоталка, вместо прежнего «Вху» отчетливо зазвучало повторяемое на два такта «Ту-Хум!!». Видимо это больше подходило для быстрого передвижения.

Жандармы встали вытянутым клином, впереди самый бронированный, еще двое позади и чуть сбоку, остальные в третьем эшелоне. С флангов, у входа на мост, заняли позиции стрелки, два или три с арбалетами, у остальных луки едва ли не в человеческий рост, а то и больше, причем с явной асимметрией — где-то две трети общей длины приходилось на верхнюю часть.

Сознание «повело», как в предобморочном состоянии. Елена зажмурилась и крутнула головой, потерла уши, чтобы кровь прилила к голове. Буквально через пару мгновений все прошло, осталась только чрезмерная контрастность зрения, как в видеоклипах из девяностых, все какое-то синеватое, без перехода красок. Луна, уже соперничающая с заходящим солнцем, серебристо белая, как металл, раскаленный до следующей стадии после красного. Даже смотреть больно. Факелы, зажженные над колонной, и жаровня у поста — угольно красные, словно и продувают кислородом. А небо кажется черным, хотя на самом деле оно пока лишь серое, закатное.

С головой тоже происходило что-то неладное, горькие переживания отдалились, сильно смазались, как будто «здесь» и «тогда» разделил не от силы час, а годы. Боль утихла, обратившись легкой печалью, как память о школьных годах. Если это было действие эликсира, Елена ничего не имела против и хотела бы запасти еще.

— Ту-Хум!!! — заорали десятки голосов как один человек, и колонна ринулась по мосту, топча будто стадо слонов, подкованных звонкой сталью.

Жандармы, в свою очередь, не тратили слов на предупреждения. Очевидно кавалеристы исходили из того, что если вооруженная братва ступила на мост, она точно понимает, чего хочет и какие будут последствия. Если пехота шагала как огромный поршень, заполняя мост словно зубная паста — горлышко тюбика, то конники двигались будто стальной гвоздь. Для полноценного разгона места не хватало, однако набрать приличную скорость кавалерия успевала.

— Красиво шагают, — вполголоса обронил Насильник, в голосе его звучало нечто большее, нежели просто любование. То были слова человека, который давно лишился чего-то, что в здравом уме вернуть не хотел бы, однако в глубине души сохранил тоску и вожделение. Елена утвердилась в мысли, что неприятный дед тоже был солдатом.

Она помнила, с какой легкостью рыцари разметали, передавили толпу. Очевидно здесь так просто не выйдет, однако… Для размышлений над «однако» времени уже не осталось. Барабаны ударили особенно громко, сменив ритм, и колонна остановилась. Процесс был не мгновенный, понадобилось две-три секунды, чтобы все выполнили команду, строй чуть сбился, однако из-за этой паузы целеустремленность и согласованность действий организованного множества солдат показалась еще более впечатляющими. Колонна выровнялась и как-то уплотнилась, словно каждый боец стал ближе к товарищам. Огромный «дикобраз» встопорщился, оружие над строем поднялось вертикально, как готовые к бою иглы или щетина мяура перед охотничьим броском. Первые ряды не то пригнулись, не то опустились на колено, выставив перед собой алебарды.

— Ну, понеслось… — выдохнул кто-то за спиной.

Сначала выпустили снаряды арбалетчики и лучники. Сразу, как по команде, которую Елена наверное просто не расслышала. На таком расстоянии и по столь крупной мишени промахнуться было невозможно, так что вопрос заключался в том, кого защитят доспехи, а кому не фартанет. Мгновением позже стальной «гвоздь», набравший основательный разгон, влетел в плотную массу пехоты, круша выставленные алебарды. Грянуло так, что Елена чуть не закрыла уши. Металлический звон пошел гулять меж берегами, отражаясь от стен домов с плотно закрытыми ставнями — кажется, никто из окрестных жителей не хотел получить шальную стрелу в окно.

Колонна дрогнула, подалась назад. Судя по всему, первые две шеренги полегли сразу, но плотный строй удержался. С минимальной задержкой — не больше удара сердца — поднятые алебарды следующих рядов опустились, заработали как стальные цепы, выколачивая искры из стальной брони. Вместе с железным грохотом к темнеющему небу вознесся единый ужасающий вопль. Кричали люди, а также страшно — совсем по-человечески — кричали раненые звери. Один из коней встал на дыбы, молотя передними ногами. Точный удар копытом швырнул через парапет алебардиста, тот с воплем канул в стылую воду и сразу пошел на дно. Пехота ожесточенно молотила жандармов, пыталась подрезать косами лошадиные ноги. Всадники яростно отбивались, крестя на все стороны топорами, булавами. Гул стоял как в хорошей кузнице. Вопили раненые и умирающие, ржали дестрие, однако все остальные дрались молча. Ни единого выкрика, проклятия, даже какого-нибудь «ту-хума».

Лучники дали второй залп, вроде бы в кого-то попали. Жандарма на левом фланге притиснули к ограждению, засыпали частыми ударами. От брони отлетали какие-то мелкие части, украшения, однако сталь держалась. Наконец удачливый алебардист попал в шлем, сорвав длинное забрало, похожее на птичий клюв. С такого расстояния было непонятно, пробит шлем или нет, но воин в седле мотнулся куклой, безвольно опустил руки, выронив шестопер. Дальше его смели с коня, отправив вслед за утонувшим пехотинцем.

— Мерки тонут, — печально сказал бретерский слуга и то были его первые слова, которые услышала Елена.

— Не пропадет, — философски заметил довольно-таки общительный Кадфаль. — Бронелоб тяжелый, сразу на дно пошел. Потом вернутся и достанут сетями.

— Вода ледяная, — скептицизм меченосца не спешил рассеиваться. — И течение.

— За такой доспех, — фыркнул Кадфаль. — Рискнут. Тем более вода спала, течение слабое и далеко не уволочет.

Искупитель и слуга затеяли негромкий спор на тему того, имеет ли смысл привлекать к тралению дна местных за копеечку малую. Тем временем быстротечная схватка подошла к завершению. Кавалерия пехоту сбить не сумела, увязла в рукопашной, где на каждого рыцаря пришлось по десятку алебард. Второго повалили вместе с конем, третьего вышибли из седла, освобожденный дестрие с диким ржанием замолотил копытами, будто мстя за поверженного хозяина. Только сейчас пехотинцы начали орать с нескрываемым триумфом. Когда пал четвертый, двое оставшихся конников попробовали спастись, выйдя из боя. Один каким-то чудом сумел развернуть коня посреди моста, среди трупов, на скользящих в крови подковах. Умчался так, словно за ним гнались все черти ада, бросил оруженосцев на посту. Второй замешкался и его стащили на землю крючьями, замелькали боевые молоты. Судя по душераздирающим воплям и жестяному скрежету, доспех сыграл против хозяина, не позволив умереть слишком быстро. Последним пал конь, и мост освободился.