Кристофер Сташеф - Мой сын маг

Рыцари и мавры радостно кричали. К месту поединка начали постепенно подтягиваться пехотинцы обоих войск.

Тафа плоским ударом врезал Алисанде по талии, а она слишком медленно закрывалась щитом, поэтому один из набедренников королевы треснул, и его края врезались ей в ногу. Мавры при этом зримом знаке победы своего предводителя радостно взревели, а Тафа с бешеной скоростью погнал своего скакуна по кругу около Алисанды. Королева опять, сменив меч на копье, пыталась выдержать натиск.

Она ловила каждое движение мавра, но Тафа схитрил: заехал справа и высоко занес ятаган, а удар нанес низкий, целясь в то место, где в доспехах королевы образовалась прореха. Алисанда поняла его хитрость и резко опустила копье.

Приняв удар на древко, она так быстро ткнула Тафу копьем, что тот не успел закрыться, и по его щеке побежала струйка крови.

Тут уж настала очередь меровенсских рыцарей радостно взреветь. А арабские конники яростно взвыли.

Тафа отступил, а его лицо потемнело от злобы, однако он понимал, что пока в его поединке с королевой — ничья: он легко ранен, а королева потеряла набедренник. Мавр погнал коня вперед, вертя ятаганом над головой. В конце концов он ударил лезвием ятагана прямо по шлему королевы — по прорезям для глаз. Но в последний момент королева отклонила голову, и лезвие меча отскочило от ее шлема. Теперь она замахнулась мечом, и Тафа еле-еле успел закрыться.

Между тем его нагрудник получил приличную трещину.

Тут воины с обеих сторон подняли такой крик, что ни Алисанда, ни Тафа уже не слышали, как звенят их мечи.

Они кружили друг против друга, хрипло, с присвистом дышали, и каждый ждал чужой ошибки... И тогда Тафа прокричал:

— О, Найробус! Молю тебя, придай мне сил, дабы я победил эту противницу ислама!

С этими словами он воздел свой меч к небу.

Алисанда смотрела на него широко раскрытыми глазами, ей стало страшно: она ждала, что ее вот-вот поразит колдовской удар. Но ничего не происходило, и королева поняла, что ей представилась блестящая возможность, воспользоваться которой она была просто обязана, — Алисанда ударила по незащищенному боку противника.

Тафа резко опустил меч, возмущенно вскрикнул и едва успел заслониться от нового удара королевы.

— Найробус! — крикнул он. — Почему ты меня покинул?!

Перед Алисандой находился просто кусок мяса, который запросто можно было изрубить на куски. Тафа изнемогал от усталости, а теперь еще и страдал от отчаяния. Если бы королеве удалось собраться с силами, она могла бы прикончить мавра одним-единственным ударом.

Она попробовала поднять руку, но рука не поднималась.

В это самое время на дороге в миле от места поединка Химена неожиданно выпрямилась в седле и воскликнула:

— Рамон! Ей нужна наша помощь!

— Сэр Ги! — вскричал Рамон. — Нужно поспешить!

— Нет! — покачала головой Химена. — Не наше войско ей сейчас нужно, а наша сила!

Взгляд Химены застыл. Она что-то пропела по-испански, после чего руки ее повисли плетями, и она, тяжело задышав, обмякла.

То же самое произошло и с Рамоном. Он внезапно ощутил страшную усталость.

Одно согревало его сердце: он надеялся, что его силы достались невестке.

— Тут главный боевой колдун, да? Ну и как у тебя последнее время с магией?

Мавр со злостью смотрел на Мэта.

— Я так понял, что не очень, — заметил Мэт. — Узнаешь?

Мавр опустил глаза и жутко побледнел.

— Это... — И он поспешно закрыл рот.

— Это тот колдун, который должен был снабжать вас жизненной силой. Он отбирал ее у молодых мужчин и женщин, которых пичкал зельем — заколдованной солью, — прошипел Мэт. — Сообщаю, поставки энергии прекращены. Я положил конец и его заклинаниям, и ему самому.

Мавр, дрожа от злости, вздернул руку и пробормотал что-то по-арабски, указывая пальцем на Мэта.

Ничего не произошло.

— Таракан? — изумленно воскликнул Тафа. — Ты хотел превратить его в таракана? Зачем?

— Так ему было бы легче убить меня, господин, — ответил Мэт, не спуская глаз с колдуна.

Алисанду мучил страх за мужа. Опасность миновала, а она даже не успела понять что к чему. Гневно глянув на Тафу, Алисанда взмахнула мечом.

— И вновь я призываю тебя сдаться, господин, не из страха, не от отчаяния, но из-за того, что теперь всем ясно воочию: ваша сила исчезла.

— Она права, — подтвердил Мэт. — А все это произошло потому, что вы выступили против людей, преданных Добру.

— Но мы, слуги Ислама, еще более преданны Добру!

— Верно, — согласился Мэт. — И вы думали, что сражаетесь с помощью Господа. Но я узнал, что вас предали, господин, предали бесчестно, а вместе с вами — и всех ваших людей.

— Предали? — испуганно спросил Тафа, сердце которого бешено застучало при мысли о том, что он может остаться в живых. — Кто? Как?

— Вы думали, что сражаетесь за дело Аллаха, — объяснил Мэт. — На самом деле сражались вы во имя Шайтана. — Он поднял руку, предвосхищая возражения юноши. — Подумайте о том, что вы принесли на чужие земли. Разрушения, страдания, но многие ли обратились в Ислам. Считанные единицы. И если бы вы завоевали Ибирию, тот колдун, который предал вас, поработил бы вас своим колдовством, а потом отобрал бы завоеванные вами земли, чтобы править во имя Сатаны.

Мавританские командиры гневно закричали:

— Шайтан!

— Нет!

— Никогда!

— Но кто же еще является источником колдовства, с помощью которого молодые люди и даже дети приучаются глотать зелье, из-за которого к вашим войскам поступает сила, а у этих юнцов по капле высасывается жизнь? — требовательно спросил Мэт. — И если ваши победы куплены ценой загубленных жизней, то чьи же это победы?

— Ты лжешь! — гневно и испуганно выкрикнул Тафа — испуганно, потому что все же боялся, что Мэт прав. — Я сражался только ради Аллаха!

— Вот тот человек, который уговорил вас выйти на бой, служил совсем иному господину, — сказал Мэт и печально покачал головой. — Мне очень жаль, господин Тафа. Пользуясь своим колдовством, он отыскал юного пастуха, который мог бы уговорить людей пойти за ним на правое дело, отыскал и получил военного гения, а потом ослепил этого юношу болтовней о всемирной победе Ислама. Но все это время его заботили только собственные завоевания, а вами он управлял, чтобы вы свершали эти завоевания за него.

— Ты лжешь! — отчаянно вскрикнул Тафа. — Ты не можешь говорить мне правду! Найробус — святой человек! Он никогда бы не затеял завоеваний во имя Шайтана!

— Тогда он, может быть, затеял это для себя? — высказал предположение Мэт. — Разве вы слышали, господин Тафа, чтобы он хоть словом обмолвился об Аллахе? О, говорить об Аллахе он, разумеется, мог, но даже дьявол способен цитировать Священное Писание на свой лад. Но разве он когда-нибудь молился по-настоящему? Он не муэдзин и не имам, господин Тафа, и не кади. Он не священнослужитель.