Лорел Гамильтон - Соблазненные луной

Она осталась у меня на виду, ухватилась ручонками за волосы и покаталась по ним, как пес по коврику, с ног до головы вымазав алым свою бледную красоту.

На затылке у меня в волосах копошилась еще одна фигурка размером с Барби. Я не видела, какого пола была та крошка, но особого значения это не имело. Никто из них не думал о сексе, только о еде. О еде и магии, потому что кровь сидхе – это магия. Мы делаем вид, будто это не так, будто в крови нет ничего магического, но это ложь. Сегодня я предпочитала правду.

Меня совсем скрыло одеяло из медленно машущих крыльев, когда из толпы знати послышался голос:

– Королева Андаис, если зрелище это для нас, то не может ли принцесса выйти на середину зала, чтобы мы насладились им в полной мере?

Голос был мужской и вежливо-иронический, с чуть растянутыми гласными. Маэлгвин всегда говорил, будто над кем-то иронизируя. Чаще всего над собой.

– Зрелище еще будет, повелитель волков, – ответила Андаис, – но не это.

– Если оно должно превзойти то, что мы уже видели, я замираю в предвкушении.

Я повернулась посмотреть на него. Феи все быстрей и нетерпеливей махали крыльями, крылья так и мелькали перед лицом. Меня словно обдували множество ветерков сразу, щекоча и пощипывая кожу. Если бы я не боялась, что меня покусают, ощущение было бы даже приятным.

Маэлгвин сидел на своем троне так же прямо, как и все, но казалось, что он сидит развалясь. Вид у него был снисходительный, мы его как будто забавляли. Словно он мог в любой момент встать и увести своих людей заниматься делом посерьезнее, чем какой-то там пир. Сидящие за его столом одеты были как большинство присутствующих – в костюмы от античных до века этак семнадцатого, хотя большинство затормозились примерно в четырнадцатом веке, или в одежду от современных кутюрье вперемежку с костюмами а-ля Адам и Ева. Отличие дома Маэлгвина было в том, что почти на каждом надета была еще звериная шкура. У Маэлгвина лицо выглядывало из остроухого капюшона, имитирующего волчью морду, серо-белый волчий мех одевал плечи. Под шкурой виден был мускулистый обнаженный торс, нижнюю часть тела скрывал стол. У других над лицами красовались кабаньи и медвежьи головы. Женщина-куница, женщина-лиса, потом еще те, кто носил плащи из перьев или хотя бы отдельные пучки перьев в волосах. Но ни для кого из сидевших за этим столом шкуры и перья не были модным аксессуаром. Их носили потому, что прежде в них заключалась магия или как намек на еще существующие способности. Маэлгвина звали повелителем волков, потому что он до сих пор мог превращаться в огромного мохнатого волка. Большинство оборотней, правда, потеряли способность менять людскую форму на животную, как Дойл.

Не все оборотни принадлежали к дому Маэлгвина, но все, кто звал его господином, в свое время могли превращаться в то или иное животное. Некоторые и сейчас еще могли – но немногие. Еще одна почти утраченная магическая способность.

При этой мысли я невольно взглянула на Дойла. Он так и стоял у двери. Удалось ли ему вынюхать убийцу? Узнал ли он, чья магия едва не уничтожила Андаис и ее стражей? Очень хотелось, чтобы он подошел ко мне и рассказал, но нам приходилось играть свои роли. Мы заставили придворных думать, что он решил вернуться к Андаис и наказан за недолгую измену – поставлен на пост у двери, далеко от трона. Чем дальше от трона, тем дальше от милости монарха, а значит – плохо. Это был единственный способ поставить его у двери на пути всех входящих так, чтобы не вызвать подозрений. Но сколько же еще нам притворяться? Когда королева его позовет?

Я старалась не дергаться от прикосновений крыльев, ручек и ножек. Мне хотелось смахнуть с себя фей и подозвать Дойла. Хотелось со всем покончить. Но Андаис всегда предпочитала растянуть месть. Я принадлежала к типу "убить-их-всех-и-дело-с-концом", Андаис любила поиграть с жертвой.

Маленькая белая фея, теперь красная с головы до ног, наклонилась к самому моему лицу и прозвенела колокольчиком:

– Почему ты так замерла, принцесса? Еще боишься, что укусим? – Она засмеялась, и с ней засмеялись почти все: кто-то звонко, как колокольчик, кто-то шипя, как змея, а кто-то очень похоже на людей, и это был самый странный звук. Они взлетели смеющимся облачком, сплошь разноцветные крылья и окровавленные тельца, какая-то помесь стервятников с бабочками.

По залу разнесся голос Андаис – тон не форсированный, как у актеров, а совершенно обычный, словно ей не надо было прилагать никаких усилий, чтобы ее голос донесся до самых дальних углов.

– Ачто бы ты дал, Маэлгвин, за возвращение твоему дому утраченных способностей?

– О чем ты говоришь, о королева? – переспросил он прежним чуть насмешливым тоном, но глаза посмотрели внимательней.

Она отыскала взглядом Дойла и скомандовала:

– Покажи ему, о чем я говорю, Мрак.

Нервы у королевы явно покрепче моих. Я бы велела Дойлу бежать и выложить мне все новости, высказать обвинение, а она вместо этого превращала его проход по залу в цирковое представление. А может, она просто больше была фейри, чем я. Фейри редко бывают практичны. Они будут шутить и забавляться даже на пути к виселице. У фейри это в природе – а у меня нет. Мне хотелось наорать на нее и заставить заниматься делом. Но я прикусила язык и оставила ее вести события так, как она пожелает. Только пожалела, что рассказала ей о возвращении способностей к моим стражам. Не знала в она о Дойле, и хотя бы этот спектакль подождал бы.

Дойл покинул пост и скользнул к центру зала, но не перекинулся. Просто шел под взглядами придворных, сперва сопровождаемый молчанием, потом усиливающимся шепотом и смешками. Когда Дойл наконец подошел к трону, королева готова была рычать от злости.

Он опустился на колено перед ее троном, не моим – верное решение, это был ее двор.

Маэлгвин сказал:

– Я полагал, что мои сородичи не теряли способности прогуляться по тронному залу, моя королева.

Он не рассмеялся вслух, но был чертовски к этому близок.

– Прошу разрешения передать на время мое оружие в надежные руки, – сказал Дойл.

– Зачем мне давать тебе какие-то разрешения, Мрак? Ты меня уже подвел.

– Многие из утерянных в прежние годы магических предметов исчезли именно во время метаморфоза.

Он расстегнул ремень, на котором крепились и его парные кинжалы, и меч с черной рукоятью. Кинжалы назывались Зиг и Заг. Раньше они носили другие имена, но я их ни разу не слышала. Кинжалы поражали без промаха любую мишень, в которую были брошены. Меч звался Черное Безумие – Байнидх Ду. Стоило любой руке, кроме руки Дойла, попытаться им завладеть, и вор навсегда лишался разума. Во всяком случае, легенда была такая. Я только один раз видела меч в бою – против Безымянного. Все возможности меча в одной той схватке я увидеть не могла. Дойл вытащил ремень из петель наплечной кобуры с ее совсем не магическим содержимым – современным пистолетом. Пистолет он не тронул, и кобура слегка болталась теперь без удерживавшего ее ремня.