Тайны Морлескина - Наталия Викторовна Шитова
Наверху в коридорах было тихо и спокойно. Слишком рано, слишком темно на улице, даже пьянчуги и романтики уже угомонились перед рассветом.
Я подошла к двери триста второго и осторожно постучала.
Ответа не было.
Когда даже на энергичный и громкий стук никто не отреагировал, я открыла дверь и вошла.
Этот номер, как и большинство на третьем этаже, подходил для пар, которые ещё не успели устать друг от друга. Он двухкомнатный: просторная гостиная и тесноватая спальня с одной французской кроватью. Мебели не очень много, да и вообще обстановка лаконичная, без излишеств.
Поэтому я очень удивилась, когда прямо на пороге запнулась о что-то небольшое, но тяжёлое. Оно, к счастью, было жёсткое, а значит не живое и не бывшее живое, а то я бы со страху умерла.
Было темно, подсветка из окна оказалась слишком слабой.
Я осторожно обошла то, что попалось мне под ноги, и вышла на середину гостиной.
Ничего особенного я не заметила, разве только кресла стояли неровно и журнальный столик сдвинут.
– Извините? Здесь есть кто-нибудь? – вежливо и не очень громко спросила я по-английски.
Никто не ответил.
Я двинулась к чуть приоткрытой двери спальни. Там было ещё темнее: шторы задёрнуты. Поэтому, стоя на пороге, я протянула руку и нащупала выключатель бра.
Тусклый тёплый свет позволил разглядеть кровать со скомканным одеялом и измятыми подушками, два узких платяных шкафа и распахнутую дверь в тёмный санузел. И если в гостиной ничем не пахло, кроме обычной отдушки из средств для влажной уборки номеров, то тут, в спальне, запашок был не очень приятный.
Я вышла обратно в гостиную и зажгла там ещё один настенный светильник. Да, в помещении был заметен лёгкий беспорядок, а то, о что я запнулась при входе, оказалось брошенным поперёк дороги небольшим чемоданом.
Если бы не чемодан, номер выглядел бы нежилым, будто не очень аккуратные постояльцы только что выехали, а горничная ещё не приходила прибираться.
А может, они и не вернутся сюда больше, эти странные миссис и мистер. И чемодан им не нужен. И как же мне теперь понять, зачем Дайра отправился куда-то с этой неведомой дамой…
Ох, да, надо же заглянуть в ванную. Кажется, в Морлескине тоже принято чистить зубы. А уж в Южной Африке тем более. Если постояльцы пока не выехали насовсем, должны же в ванной быть какие-то признаки человеческого присутствия.
Я прошла через спальню, включила свет в ванной, шагнула… и замерла, зажав рот ладонью. Вместо визга у меня получилось сдавленное мычание.
Посреди просторного санузла между ванной и унитазом неподвижно лежал человек. Он был одет в хорошие костюмные брюки и сверкающую белизной сорочку. Обуви и носков на нем не было, и он валялся, раскинув ноги, словно широко шагал куда-то. Руки он судорожно сжал у груди, что вполне могло быть признаком сердечного приступа. Казалось, он не дышит.
Я подошла поближе. Да, это был тот самый бледный молодой морлескинец с рыже-ржавыми нестриженными вихрами. Вот вам и мистер «почти одни согласные» из Южной Африки. Если бы интуиция моя всегда была такой образцово безошибочной…
Я наклонилась к парню. Чтобы вглядеться и понять, что с ним, нужно было хорошенько сосредоточиться.
– ы-ы-ы-ы-ы – он дёрнулся, перевернулся на спину и застонал.
Я выдохнула. Живой, и славненько. И хлопот меньше, и, возможно, скажет что-то важное.
Лицо бедняги на глазах покрывалось потом. А потом по телу его прошла сильная, но короткая судорога, и от него ощутимо завоняло какой-то гадостью. Будто у него за пазухой кто-то давно умер и разлагается.
– Что с тобой случилось? – спросила я на языке Морлескина.
Он напрягся, поморщился и пробормотал еле слышно:
– Не получается… Больно…
И опять потерял сознание.
Я положила руку ему на локоть и посмотрела вглубь.
На первый взгляд его организм был почти в порядке. Ну, как в порядке… Загибался его организм. Сердце билось в рваном ритме, и полные лёгкие воздуха парню было не набрать. Но я не видела причины. Никаких поверхностных ран, только зоны ушибов, возможно, от падения на кафельный пол. Никаких внутренних разрывов тканей и сосудов. Никаких вредоносных химических реакций в желудке и кишках. Даже заметных очагов воспалений не видно… Практически здоровый человек собирался умереть.
И тут снова случились судорога и вонь. И я увидела, как едва не взрываются нервные волокна бедняги. Боль, оказывается, тоже можно увидеть.
Новая судорога… И тут мне показалось, что этих алых от боли нервных волокон как-то подозрительно много. Куда больше, чему у всех остальных, в кого мне прежде случалось вглядываться. Вот много-много таких совсем тоненьких ниточек, которых сначала не видно совсем, а во время приступа они загораются спутанной сеткой. И они везде. Чем дольше я смотрела, тем всё больше их находила.
Я так долго наблюдала за этими нитками, что голова закружилась. Наконец, я выдернула себя из этого состояния и посмотрела на парня уже обычным образом.
Его время от времени слегка потрясывало, и он
