Гай Гэвриел Кей - Песнь для Арбонны

— У меня действительно есть одно предложение. Это дело в конце концов касается только этого человека и меня. — Он кивнул в сторону аримондца. — Нет необходимости впутывать сюда графиню или… усугублять уже возникшие проблемы. Я убил его брата некоторое время назад, когда на меня напали. Он видит в этом повод для мести. Могу сказать, что чувствовал бы себя так же, если бы убили моего брата. — Он услышал сдавленный звук, вырвавшийся у Розалы, словно она втянула воздух. Это тоже интересно: из них всех она, казалось, первой поняла, к чему он клонит. Или по крайней мере частично поняла. Все она понять не могла.

— То, что ты говоришь, не совсем правильно, — мрачно вмешался Массена Делонги. — Остается вопрос о нарушении перемирия. Что бы ни встало между вами двумя, и это действительно ваше личное дело, он обязан был сдерживаться до тех пор, пока не закончится ярмарка.

— И в любом случае это не их личное дело, — с раздражением, в свою очередь, вмешался Рюдель. — Поправьте меня, если я ошибаюсь, но я припоминаю, что прошлым летом говорили об указе правительницы Арбонны, касающемся стычек со смертельным исходом между Миравалем и Талаиром.

Тут Блэз понял намерения своего друга и упрекнул себя. Ему следовало лучше знать его. Рюдель не вмешивался: он давал Блэзу возможность произнести следующие слова, если тот этого захочет. И кажется, он хотел их произнести, иначе не стоило и начинать.

— Что касается этого вопроса, то я фактически уже не коран Талаира. С тех пор как была совершена попытка убить меня на дороге. Так как тогда моя личность перестала быть тайной, нам показалось, что герцогу Бертрану не годится отдавать приказы сыну Гальберта де Гарсенка, как любому другому наемнику. Теперь я нахожусь рядом с ним в качестве всего лишь его друга. Поэтому происходящее между мною и Кузманом Аримондским не нарушает указа правительницы.

Аримондец снова начал улыбаться, его белые зубы сверкали на фоне смуглой кожи. Его великолепное тело состояло из напряженных, выпуклых мышц. Он умен и очень опасен.

— Я предлагаю, — хладнокровно произнес Блэз, — чтобы мы с этим человеком сразились друг с другом на турнире и чтобы все события этой ночи считались после этого забытыми, чем бы ни закончилась схватка.

Кузман смотрел на него.

— Возможно, я все же вынужден буду считать тебя мужчиной, — сказал он. — До смерти?

Блэз пожал плечами. Вот оно.

— Иначе зачем затевать все это?

За его спиной Рюдель Коррезе тихо и свирепо выругался. Это означало, что он все-таки не понимал, к чему все идет. Это доставило некоторое удовольствие, он редко так далеко обгонял Рюделя. Розала теперь молчала. Заговорила графиня, очень тихо:

— Мне не следует этого разрешать. У тебя есть причина, смею надеяться?

— Я тоже на это надеюсь, — ответил Блэз, не оборачиваясь, глядя прямо в глаза аримондцу. Первые секунды после вызова, как его учили давным-давно, часто предопределяют все последующие события. Важно было не отводить глаз.

Уртэ де Мираваль широко улыбнулся.

— Ставлю тысячу золотом на аримондца, — сказал он. — Если кто-нибудь согласится держать пари.

— Я согласен, — отозвался Массена Делонги. — Это придаст остроту зрелищу.

Его дочь рассмеялась.

— По-видимому, от меня ждут согласия, — сказала Синь де Барбентайн. — Не представляю себе, откуда такое ожидание. Почему аримондцу надо предоставить шанс сохранить жизнь?

Блэз повернулся к мужественной, утонченно красивой женщине, которая правила этой страной.

— Нет другой причины, кроме моей просьбы, — серьезно произнес он. — Арбонна всегда славилась величием ее правителей и их великодушием. В Горауте некоторые предпочитают это отрицать. — Он сделал паузу; ее голубые глаза пристально вглядывались в него. — Я не из их числа, ваша милость. Уже нет.

Ему показалось, что он увидел промелькнувшее в ее взгляде понимание, а потом его сменила печаль, но не был уверен ни в том, ни в другом. Под влиянием порыва Блэз опустился перед Синь де Барбентайн на колени. Почувствовал ее ладонь у себя на голове. Тонкие пальцы скользнули по волосам, потом по щеке и по бороде. Она подняла его голову за подбородок и посмотрела на него.

— Ты нам нравишься, Блэз Гораутский, — официально произнесла она. — Мы можем лишь надеяться, что этот вызов не станет для нас новым источником горя. Мы даем согласие, потому что ты просишь об этом. — Она посмотрела поверх головы Блэза. — Аримондец останется под стражей до начала поединка, но его не должны ни в чем ущемлять. Эти двое будут сражаться в нашем присутствии, пока один из них не умрет, и это сражение произойдет в первое утро турнира, о чем будет издан указ. Нам неприятны эти дела, и есть еще младенец, которого мы не видели целый день.

В конце концов Блэз прошел к ребенку вместе с графиней и Розалой. Когда они вошли, новорожденный не спал и сосал грудь кормилицы. Блэз долго смотрел на него, потом повернулся к Розале. Он ничего не сказал и не нашел ответов на невысказанные вопросы на ее лице. Собственно говоря, он их и не ожидал найти.

Возвращаясь обратно по коридору в одиночестве некоторое время спустя, Блэз увидел Имеру, поджидающую его в темном месте у лестницы. Он этого почти ждал. Она махнула рукой. Посмотрев за ее спину, он увидел, что дверь покоев Люсианны приоткрыта. Огонь факелов в коридоре мерцал и колебался.

Еще раз Блэза окатила волна желания обладать Люсианной, подобно жестокой волне черного, залитого звездным светом моря, набегающей на каменистый берег. И он понял, стоя там, в темноте, что он вряд ли когда-нибудь полностью освободится от этого. Но со следующим ударом сердца он осознал с чувством, родственным тому, которое иногда появлялось, когда белая луна вырывалась из-за облаков и заливала безмятежным светом землю, на которой жили и умирали мужчины и женщины, что он способен справиться с этим желанием. Он не был его рабом. Он мог плыть на гребне этой волны. Блэз медленно вздохнул, мягко покачал головой и пошел мимо Имеры вниз по темной винтовой лестнице.

В большом зале Барбентайна еще горели огни и находились люди. Худой черноволосый мужчина пел. Блэз минуту постоял в дверях и послушал. Голос звучал мощно и грустно, довольно красиво. Ему показалось, что он узнал этого мужчину и одного-двух других музыкантов. Затем увидел женщину, которую точно знал: жонглерку, встреченную в день летнего солнцестояния, Лиссет. Сегодня ночью ее каштановые волосы выглядели иначе. Он понял, почему, через секунду: они были чистыми и блестящими, а не мокрыми и спутанными, падающими на плечи. Его позабавило это неожиданно яркое воспоминание, и он ждал, когда ее взгляд оторвется от певца и обратится к залу. Увидев его в дверях, она быстро улыбнулась и подняла руку. Блэз, через секунду, улыбнулся в ответ.