Джеймс Брэнч Кейбелл - Сказание о Мануэле. Том 1

— И это все? — беспомощно спросила Анайтида.

— Ну да. И, разумеется, целых тридцати двух слов наверняка достаточно для самых придирчивых скептиков.

— Но разве это волшебство? Ты уверен, что это подлинное волшебство?

— Я узнал, что в словах всегда присутствует волшебство.

— Если ты спросишь мое мнение, Юрген, то я отвечу, что твое заклинание — вздор и им никогда нельзя будет хоть как–нибудь воспользоваться. Без хвастовства, милый, я в свое время имела дело с черной магией, но никогда не сталкивалась с подобными заклинаниями.

— Тем не менее, моя дорогая, это явно заклинание, иначе Магистр Филолог никогда бы не дал мне его.

— Но как ты им воспользуешься?

— Что ж, нужда покажет, — сказал Юрген и положил пергамент в карман блестящей рубахи. — Да, повторяю, словам всегда найдется применение, а здесь целых тридцать два подлинных слова самого Магистра Филолога, не говоря уже о четырех запятых и точке. О, с этим оружием я определенно уйду далеко.

— У нас, женщин, твердая вера в меч, — ответила Анайтида. — В любом случае, мы с тобой не можем оставаться на крыльце этого чудотворца бесконечно долго.

С этими словами Анайтида вложила Калибур в ножны и понесла его от скромного жилища чудотворца в свой прекрасный дворец посреди старого сумрачного леса. А впоследствии, как все знают, она отдала этот меч королю Артуру, который с его помощью поднялся до таких высот, что его назвали одним из Десяти Всемирных Героев. Так муж Гиневры завоевал себе вечную славу с помощью того предмета, который Юрген выбросил прочь.

ГЛАВА XXVI

В песочных часах Времени

— Ну и ну! — сказал Юрген, скинув с себя дурацкие, по его мнению, железяки и оставшись в своей удобной рубахе. — Вне сомнения, положение скверное. На Кокаине я вполне доволен жизнью, и нечестно, что меня вот так выгоняют. Все же благоразумный человек где угодно устроится с удобствами. Но куда же, ты полагаешь, мне следует отправиться?

— В любой край по своему выбору, мой милый, — нежно сказала Анайтида. — По крайней мере, это я могу для тебя устроить. А истолкованием твоей легенды можно заняться впоследствии.

— Но я устал от всех стран, которые видел, милая Анайтида, а в свое время я посетил почти все земли, известные людям.

— Это тоже можно устроить, и ты можешь отправиться в одну из стран, о которых люди только мечтают. На самом деле существует большое количество таких царств, которые ни один человек не посещал, разве что во сне, поэтому у тебя широкий выбор.

— Но как мне выбрать, если я не видел этих стран? Несправедливо заставлять меня делать это.

— Что ж, я покажу их тебе, — ответила Анайтида.

Тут они вдвоем отправились в маленькую синюю комнату, стены которой были украшены расположенными в беспорядке золотыми звездами. В комнате совершенно ничего не было, за исключением песочных часов высотой в два человеческих роста.

— Это личные часы Времени, — сказала Анайтида, — которые хранятся у меня, когда Время спит.

Анайтида отворила хрустальную дверцу, находящуюся в нижней половине часов, как раз над уровнем песка. Кончиками пальцев она дотронулась до песка, лежащего в часах Времени, и начертала на нем равносторонний треугольник — она, которая была странным образом одарена и извращена. Потом она начертала другую подобную фигуру так, что вершина ее оказалась внутри первого треугольника. Песок начал тлеть, а в верхнюю часть часов стали подниматься пары, и Юрген увидел, что весь песок в часах Времени зажегся посредством магии, порожденной соприкосновением этих двух треугольников. А в парах образовалась картина.

— Вижу землю с лесами и реками, Анайтида. Очень старый человек в короне спит под ясенем, охраняемый стражем, у которого рук больше, чем у Шинджешеда.

— Это Атлантида и спящее древнее Время — Время, которому принадлежат эти часы, — а на страже, стоит Бриарей.

— Время спит совершенно обнаженным, Анайтида, и, хотя это деликатный предмет для разговора, я замечаю, что с ним случилось нечто плачевное.

— Бог Времени больше никого не породит, Юрген, покуда же он повторяет снова и снова старые события и изменяет имена древних вещей, убеждая себя, что у него появляются новые игрушки. В действительности, нет более скучного и утомительного старого дурня, могу тебя уверить. Но Атлантида является лишь западной провинцией Кокаиня. Теперь смотри дальше, Юрген!

— Теперь я вижу цветущую равнину и три крутых холма, а на каждом холме стоит замок. Там леса с малиновой листвой; птицы с белыми грудками и пурпурными головками едят гроздья золотых ягод, растущих повсюду; а люди ходят в зеленых одеждах с золотыми цепями на шеях и широкими золотыми браслетами на руках, и у этих людей невозмутимые лица.

— Это Инислоха, а на юге — Инис—Далеб, а на севере — Инис—Эркандра. И там вечно слышна сладчайшая музыка, даже если мы слушаем лишь птиц Рианнон, и там лучшее вино, а наслаждение — обычное дело. Туда не проникает ничто тяжелое или грубое, никакое горе, никакие беды или болезни, ни старость, ни смерть, ибо это Страна Женщин, край многоцветного гостеприимства.

— Что ж, тогда она не отличается от Кокаиня. И ни в какое царство, где удовольствия бесконечны, не рискну я вновь отправиться по доброй воле, так как нахожу, что не получаю удовлетворения от наслаждений.

Затем Анайтида показала ему Огигию, Трифему, Сударсану, Счастливые Острова, Ээю, Каер—Ис, Инваллиду, Геспериды, Меропиду, Планасию, Уттару, Аваллон, Тир–нам–Бео, Фелему и множество других стран, в которые желали попасть люди. И Юрген горько застонал.

— Мне стыдно за своих собратьев, — говорит он. — Получается, что их представление о счастье соответствует разукрашенному борделю. Не думаю, что как уважающий себя молодой принц я захотел бы поселиться в подобном земном рае, ибо, если бы не было другого выбора, я всегда бы ожидал вмешательства правоохранительных органов.

— Тогда остается лишь одно царство, которое я тебе еще не показала отчасти потому, что это глухое местечко, а отчасти потому, что по одной причине личного характера я не помогу тебе туда попасть. Это Левка, где правит царица Елена, и Левку ты сейчас увидишь.

— Но Левка похожа на любой другой край осенью и, кажется, благоразумно лишена фантастических зверей и чрезмерно вытянутых цветов, которые делают любой другой рай выглядящим достаточно по–детски. Что ж, в Левке есть привлекательная простота. Я мог бы примириться с Левкой, если б местные обычаи доставляли мне беспокойства в разумных пределах.

— Беспокойств ты получишь сполна. Ибо ни у одного мужчины сердце не остается в покое после того, как он хоть раз посмотрит на царицу Елену. По этой причине, Юрген, я не помогу тебе добраться до Левки. На Левке, увидев царицу Елену, ты меня забудешь.