Александр Сухов - Объявленный Армагеддон

— Да я, в общем-то, никогда и не отрицал того, — пожал плечами шаман, — что из тех костоправов, что обретают в вашем госпитале, ты самый первейший.

— Только не юли, аки ужака под вилами! Скажешь громко, что б уважаемая публика слышала! — разошелся не на шутку Травий. — А еще публично отречешься от тех диффамаций, кои инсинуировал супротив меня ранее! И еще… — Он хотел еще что-то добавить, но передумал. — Ладно, вот только осмотр больного закончу, и можешь заводить толпу. Только, что б все по-тихому и недолго, иначе мне влетит от начальства по первое число.

После того, как умиротворенная физиономия Зуур эр Шуура исчезла за дверью, довольный Травий вновь обратил свое усатое лицо к пациенту.

— Нуте-с, молодой человек, а теперь вернемся к нашим баранам…

Еще с четверть часа Травий водил руками над телом Зенона. При этом он удовлетворенно хмыкал, цокал языком или удивленно покачивал головой. Закончив свои загадочные манипуляции, взглянул на подопечного с нескрываемым восхищением и выдал официальное заключение:

— Все кости срослись правильно, регенерация тканей прошла успешно, астральные оболочки восстановлены в полном объеме. Считай, тебе повезло, в отличие от того зеленокожего парня с глазами-стебельками…

Зенон мгновенно сообразил, какого «зеленокожего парня» имеет в виду целитель

— Что с Хайвером?! — взволнованно спросил он.

На что почтенный Травий лишь пожал плечами и с грустью в голосе произнес:

— Откат, батенька. Твоего странного приятеля накрыло магическим откатом созданного им же самим заклинания. Поговаривают, он мог бы закрыться сам, но в этом случае не его, а твой прах покоился бы сейчас в одной из урн городского колумбария.

— Погодите, доктор! — Не на шутку взволнованный Зенон присел на постели. — Какой прах? Разве Хайвер погиб? И почему его уже сожгли? Разве тела усопших сжигают не на третий день после смерти?

— Ну да, на третий день его и кремировали. Все, честь по чести: с военным оркестром, при массовом скоплении благодарных синегорцев. А из столицы-то народищу понаехало: сплошь генералы, да камергеры двора во главе с самим наследным принцем! Все тебя домогались, мол вынь да положь им героя в самом наилучшем виде, а герой-то в это время пребывал в регенерационном коконе едва ли не в разрозненном состоянии, к тому же в глубочайшей коме.

— И сколько же я провалялся в этом вашем регенерационном коконе?

На что Травий, тут же выдал:

— Третьего дня, сынок, как второй месяц минул.

— Ух, ты! Неужели целых два месяца?!

— Можешь не сомневаться, — участливо улыбнулся целитель. — И поверь, мой друг, тот день, когда тебя отсюда выпишут, станет для меня, пожалуй, самым счастливым в моей жизни.

— Это почему же? — захлопал глазами Зенон.

— А все потому, что лечить спасителей Мира, уверяю тебя, самое неблагодарное занятие. То начальство сверху давит, мол, головой ответишь, ежели чего, то огры нетрезвые по пять раз на дню заявляются, то девицы разные требуют, чтобы их допустили, так сказать, до пациента. Впрочем, вся эта компашка сейчас за дверью отирается, скоро увидитесь. А я, пожалуй, уйду от греха подальше. — С этими словами маг-целитель направился, было к двери, но на полпути задержался и, повернувшись лицом к Зенону, как бы невзначай поинтересовался: — Слышь, парень, а та златовласая зеленоглазая чаровница, часом не твоя пассия?

— Не, моя голубоглазая блондинка.

— В общем-то, я именно это и предполагал, — с явным облегчением потер ладошки доктор. — В таком случае у меня к тебе будет небольшая просьба… — Травий вдруг потерял былую решимость и осекся.

— Для вас, мой спаситель, все, что угодно, — ухмыльнулся про себя юноша, поскольку уже догадывался, в чем будет заключаться просьба эскулапа.

— Мне хотелось бы, чтобы ты меня представил этой самой Эниэль, — выдал смущенный до крайности доктор. — А перед этим как бы случайно в разговоре упомянул мое имя, мол, один обаятельный и довольно состоятельный холостяк готов… Короче, ты и сам знаешь, что говорят в подобных случаях.

— Да хоть сейчас, — с улыбкой ответил Зенон.

— Не, сейчас не стоит. Амбал Зуур здесь — еще поднимет на смех, к тому же приперся тот патлатый глист, что все время увивается вокруг нее. Поэтому как-нибудь в следующий раз. Ну что? Договорились?

— Да ради бога! — Зенону хотелось от всей души расхохотаться, однако с величайшим трудом ему все-таки удавалось удерживать более или менее серьезное выражение на своей физиономии. — При случае я обязательно выполню вашу просьбу, хоть это с моей стороны будет не очень порядочно по отношении к Парацельсу. Впрочем, Эниэль — девочка взрослая, сама разберется в своих чувствах.

— Вот и ладушки! — облегченно вздохнул Травий. — Засим оставляю тебя на растерзание твоим товарищам… — И как бы оправдываясь, напоследок добавил: — А что я могу поделать, если один лишь неугомонный огр достал меня похлеще всех вместе взятых министров, генералов и главврачей.

Едва лишь полноватая фигура Травия скрылась в недрах темного больничного коридора, в палату ворвалась запыхавшаяся Кайла и, подбежав к постели больного, замерла в нерешительности. Ей ужасно хотелось обнять любимого припасть губами к его изможденному лицу, но она также опасалась причинить ему вред каким-нибудь неосторожным движением.

— Зенон, ну как ты? — отчего-то полушепотом спросила Кайла.

— Все в порядке, родная, — также тихо ответил Зенон. При этом он ловко схватил девушку за руку и, усадив рядом с собой на кровать, спросил зачем-то: — Воняю, наверное?

— С чего ты взял?

— Ну как же — провалялся в постели аж два месяца, наверное все потом и лекарствами пропахло. Вот угораздило!

— Вот же глупенький! — девушка ласково потрепала его по основательно отросшим локонам. Затем нежно провела ладошкой по щеке. — Пока ты лежал в коме, тебя не только регулярно мыли, но брили и подстригали ногти. Постель также меняли.

— В таком случае, — он привлек ее к себе, — имею право. — И жадно впился губами в прелестный ротик любимой…

Потом Кайла начала вводить его в курс текущих дел:

— Месяц назад в наш город приезжали твои родители и сестренка, я познакомилась с ними. Хорошие они у тебя а Карина такая хохотушка и проказница, каких поискать. Мы с ней подружились, теперь заваливаем друг друга письмами. Я пишу все больше о твоем самочувствии, а она мне о своих сердечных делах.

— Какие еще сердечные дела в неполные шестнадцать?! — возмутился Зенон.

— Глупенький, — Кайла ласково чмокнула его в щеку, — девочка выросла, а ты все ее маленькой считаешь. Ну прям второй Эксилас Ноумен.