Дэвид Геммел - Полуночный Сокол

«Не стоит оплакивать прошлое», — сказала себе Ворна.

В дверь постучали, и Ворна глубоко вздохнула. Она уже знала, кто пришел, и не ждала от визита ничего хорошего.

— Входи, Мирия! — позвала она.

В освещенную огнем камина дверь нерешительно вошла мать Коннавара. В мягком отблеске огня она казалась гораздо моложе, это вновь была та Мирия, с которой она когда-то дружила.

«Нет, она мне больше не подруга», — напомнила себе Ворна.

— Надеюсь, ты не сердишься, что я пришла только сейчас? — спросила Мирия.

— О чем ты? — спросила Ворна.

— Я… я хотела поблагодарить тебя за то, что ты спасла моего внука!

— Присаживайся, — велела Ворна, зная, что Мирия пришла не просто чтобы сказать «спасибо».

Мирия села в кресло напротив, сняла синий в зеленую клетку плащ и аккуратно сложила его на коленях.

— Я просто дура, Ворна, — проговорила она. Мирия не решалась взглянуть на знахарку, делая вид, что смотрит на пылающий огонь. — Всю свою жизнь я по-настоящему любила только одного человека — моего Вараконна.

А Руатайна, который спас тебе жизнь, ты не любила? — резко спросила Ворна.

— Нет, — призналась Мирия, — я не смогла полюбить бедного Ру, который заслуживал лучшего отношения. Говорят, на тургонском есть три разных слова, обозначающих любовь. Не знаю, как они звучат, но брат Солтайс мне как-то объяснил их значения. Одно из них обозначает любовь к семье и друзьям, другое — любовь к собственным детям, а третье — всепоглощающую любовь, физическое влечение, страсть и преданность. Нельзя сказать, что я совсем не любила Ру. Я любила его как старшего брата. Но любовью всей моей жизни был Вараконн. Когда он умер, часть меня самой, наверное, лучшая часть, умерла вместе с ним. — Огонь в камине угасал, и Мирия доложила в него сухую ветку. — Мне казалось, что я по-прежнему помню его лицо и улыбку, что он похож на Коннавара, только волосы и борода — светлые. Лишь сейчас до меня дошло, что я забыла лицо Вараконна.

— И вот ты увидела Бэйна, — вставила Ворна.

— Да, я увидела Бэйна. Он — вылитый Вараконн, мне даже показалось, что я снова вернулась в прошлое. Ах, Ворна! Что же я натворила! — плакала Мирия. — Я убила внука и чуть не погубила деревню. Я превратилась в старую каргу, которую никто не любит! И, что хуже всего, я отвернулась от единственного сына Коннавара.

— Да уж, ты вела себя ужасно, — холодно подтвердила Ворна, — но тут уже ничего не сделаешь. Все наши поступки имеют последствия, за которые приходится отвечать. Ты не исключение.

Мирия вытерла слезы:

— Ты и не думаешь жалеть меня, Ворна.

— Конечно, нет.

— Ты так сильно меня ненавидишь?

— Я вообще ни к кому не питаю ненависти, — сказала Ворна. — Когда-то мы были подругами, и я дорожу воспоминаниями о тех днях. Однако наша дружба давно в прошлом, и я с этим смирилась. Но я до сих пор не понимаю, что я тебе сделала? Почему ты от меня отвернулась?

— Я была не права, — отозвалась Мирия, — и проявила слабость и мелочность. Это случилось после того, как я узнала, что Руатайн погиб в великой битве. Брат Солтайс сказал, что у Ру было больное сердце, а ты его лечила и просила не участвовать в той битве. А я даже не подозревала, что он серьезно болен. Ты помнишь гейс моего сына?

— Конечно, ведь это я его предсказала. Он умрет в тот день, когда убьет укусившую его собаку.

— Правильно, и собака укусила Конна. Ее зубы сомкнулись на его нарукавнике, но кожу не прокусили. Когда я рассказала об этом Ру, он заявил, что это нельзя считать настоящим укусом, а я не послушала. Я так боялась, что Конна убьют в битве, что послала Ру защищать его. Я заявила, да простят меня боги, что однажды он поклялся защитить Вараконна и не смог сдержать слова и что теперь у него долг перед его сыном.

— Руатайн сдержал слово, — проговорила Ворна, — он весь день сражался вместе с Коннаваром. Ну а за что ты возненавидела меня?

— У меня не хватало духу признаться себе, что это я виновата в смерти Ру, — призналась Мирия. — Я убеждала себя, что если бы ты мне сказала о болезни Ру, я никогда не отпустила бы его на битву. Таким образом я свалила всю вину на тебя. А когда ты подружилась с Бэйном, ненависть стала сильнее. Теперь, когда я это вспоминаю, мне так стыдно, Ворна!

— Тогда попробуй измениться, но знай, не все ошибки можно исправить.

— Нельзя исправить ошибки? О чем ты говоришь?

— Уже нельзя наладить отношения с Бэйном. Он нуждался в тебе, пока был ребенком. А теперь ты ему не нужна и он не хочет тебя знать.

— Но ведь ты с ним дружишь, ты могла бы объяснить ему…

— Что можно объяснить воину, который вырос и повзрослел, презираемый собственной семьей. Ему не нужны объяснения, он и так все знает. На его глазах умерла мать, раздавленная всеобщим презрением, виноватая во всех бедах Коннавара. Теперь Бэйн — мужчина, и из-за детских разочарований он не желает ни любви, ни поддержки семьи. Ты давным-давно упустила шанс восстановить отношения с Бэйном! Если ты и правда решила измениться, начни с внуков, которым ты по-прежнему нужна, — с Оррина и Бадраига.

— Значит, ты мне не поможешь? — холодно осведомилась Мирия, ее зеленые глаза сурово блестели.

— Вот теперь я узнаю настоящую Мирию! — усмехнулась Ворна.

— Мирия устало откинулась на спинку кресла, и злой огонек в глазах исчез.

— Наверное, ты права, — согласилась она, — однако я всерьез решила измениться. Сегодня я пыталась обнять Оррина, а он испугался и убежал.

— Ну, тут нужно время, — уже мягче сказала Ворна и встала. — Пойду заварю чай, и мы вспомним лучшие времена.

Прошло три дня, а о битве между варами и ригантами у Семи Ив не было никаких вестей. В Трех Ручьях жизнь текла своим чередом, но люди жили в страхе. Что, если Коннавар падет? Атаку двухсот варов они отбили, а что, если на горизонте покажется десятитысячная армия? На восток выслали разведчиков, и многие жители так и не распаковали свои пожитки, готовые снова покинуть селение.

Утром четвертого дня с восточных холмов спустился всадник. Когда он подъехал поближе, жители разглядели, что это один из лучников Бендегита Брана; его серебряная кольчуга сверкала на солнце, а к седлу был привязан лук. Миновав первый мост, всадник поскакал в центр деревни. Все мигом высыпали на улицу в надежде услышать новости. Гонец подождал, пока соберется достаточно слушателей.

— Победа! — закричал он. — Вары повержены, их король убит!

Собравшиеся ликовали, и весть мигом разнеслась по всей деревне. Люди окружили посланника, но его конь испугался и встал на дыбы. Толпа тут же расступилась. Гонец успокоил коня, спешился и увел его в стойла возле кузницы.