Ханнес Бок - Черное колесо

– Я только хотел выяснить…

Бенсон сказал:

– Я поставлю перед вами настоящую задачу. Если мы живём разумной жизнью только один час из двадцати четырёх, кто же правит нами в остальные двадцать три? И не говорите мне, будто в это время мы просто механизм из мышц, крови, нервов и костей, который действует совершенно инстинктивно. Я в это не верю. Природа не терпит пустоты, а наши тела – весьма удобное жилище… – Он взглянул на доктора Сватлова. – Ваше преподобие, разве ваш Господь не говорил, что в доме его отца много комнат? Что ж, в этом доме, – он постучал себя по лысой голове, – действительно много комнат. Кто же в них? Некоторые двери закрыты. Другие распахнуты – и иногда из них выглядывают обитатели, и даже чужаки туда могут забрести, когда мы спим. Кто же они? Может, наши предки, изгнанные из своих домов смертью? Почему бы им не поискать убежища в плоти от своей плоти и в кости от своей кости? Разве у них нет права там поселиться? Почему бы им не взять в руки колесо, когда я сплю?

Он помолчал, словно ожидая ответа, но никто не заговорил; за столом воцарилась странная тишина. Бенсон продолжал:

– То, что мёртвые могут снова ожить, не более странно чем то, что живые должны умереть. Забыл, кто это написал, но это истинная правда. Неужели то в человеке, что сражается, любит и ненавидит, надеется и отчаивается, мечтает и творит, может быть задуто, как свеча, дуновением смерти? Как будто этого никогда не было? Я в это не верю. Лишение тела – да, но уничтожение – нет. Я считаю: возможность для мёртвых существовать менее странна, чем необходимость для живых умереть!

Он ударил кулаком по столу и взглянул на Мактига. Я услышал, как леди Фитц быстро прошептала: «Бог есть любовь. И я часть Господа. Ничто не может повредить мне. Я часть Господа, и я есть я».

Бенсон сказал, на этот раз спокойнее и как будто про себя, а не обращаясь к нам:

– Что же эти бестелесные? Наше пламя жизни манит их. Они вьются вокруг нас, как чайки вокруг маяка. И не только сознания наших предков… другие сознания стремятся к пламени, и не знаю, что их привлекает… они ищут вход, ищут всегда, и когда мы теряем бдительность, находят его… прячутся… и ждут, ждут…

Леди Фитц вскочила быстрее спящей кошки, которой наступили на хвост. Лицо её было белее мела.

– Алексей! Алексей, немедленно выведи меня на палубу!

Бурилов вскочил, обнял её и повёл к трапу. Вне всякого сомнения, леди Фитц решила, что с неё хватит. Бенсон молча смотрел им в след. Доктор Сватлов откашлялся, будто собираясь заговорить.

Бенсон проворчал:

– Дьявольщина! Я вовсе не хотел пугать её! Но всё же я говорил серьёзно…

И тут появился Брукс с сообщением об урагане.

Да, в последующие дни я не раз вспоминал этот разговор, как предсказание… как будто в нём содержалось какое-то объяснение, намёк… способный объяснить необъяснимое… а может, эта истина слишком трудна для понимания.

3. УРАГАН

В середине следующего дня я стоял у левого борта. Метеосводки о продвижении урагана становились все тревожнее, и наши дизели работали на полную мощность. Все паруса на «Сьюзан Энн» были убраны, иллюминаторы проверены и задраены. В воздухе зависла странная дымка, как будто солнце светило из-за светло-жёлтого стекла. Подошёл Хендерсон и остановился рядом. Я спросил:

– Далеко ли до Порт-Антонио, Хендерсон?

– Примерно семьдесят пять миль. Через несколько часов должны увидеть сушу.

Я указал на юг и спросил:

– А это что?

На горизонте из моря поднималось нечто вроде огромной непрозрачной зеленовато-чёрной волны. Она стремительно превращалась в гору, и гора все с той же скоростью разрасталась, пока не заняла десятую часть горизонта. И понеслась вперёд, наклоняясь на ходу; края её стали чётче, и я ясно, словно с борта самолёта, увидел тростниковые хижины и пальмы на её склонах. По одну сторону горы шёл тропический ливень, там сверкали молнии; по другую сторону ярко сияло солнце.

Хендерсон прошептал:

– Мираж. Это Ямайка – Голубая гора.

Он смотрел напряжённо, пригнувшись, руки его, сжимавшие ограждение борта, побелели.

Так же неожиданно, как и появилась, гора исчезла. Жёлтая пелена пропала, и воздух стал хрустально ясным. И тут повсюду в небе и на море зависли мириады радуг, больших и маленьких, а в глубине моря появились полоски семицветного сияния, словно бы там затонули другие радуги.

Снова свет пожелтел. Потемнело. Я услышал шум с востока и увидел там нечто вроде огромного грязно-жёлтого занавеса, летящего к нам; пространство, в котором мы плыли, неожиданно сжалось, и горизонт, казалось, надвинулся на нас.

Хендерсон подтолкнул меня к передней надстройке, а сам бросился на корму, где, пригнувшись, как боксёр, стоял за рулём Бенсон Я распахнул дверь, и она с грохотом захлопнулась за мной. Послышался невероятный грохот, словно клипер влетел в пасть ревущего великана. Рёв становился все выше, пока не превратился в гудение на пределе слышимости.

«Сьюзан Энн» взмыла вверх, вначале медленно, словно в гигантском лифте, потом все быстрее, и зависла. С ощущением тошноты я ухватился за край койки.

В борт клипера ударило – могучий удар, точно нанесённый кулаком архангела глубин. Клипер наклонился, так что палуба стала левым бортом, а левый борт – потолком.

Корабль выпрямился медленно, но с каждым мгновением двигаясь всё быстрее. Пол залила бурлящая вода, снаружи слышалось высокое гудение, словно работала гигантская динамо-машина. Воздух так сгустился, что я с трудом мог дышать. Чьи-то невидимые гигантские руки стискивали грудь, сжимали горло. Неожиданно давление ослабло; корабль затрясся под непрерывными ударами волн, подобных молоту в руке урагана. Между ударами яхта дрожала в такт гудению, которое стало ещё выше и продолжалось непрерывно.

Раскрылась дверь камбуза, и оттуда выполз Слим Бэнг. Он что-то крикнул, но я не разобрал слова. Он поманил, и я пополз к нему. И с трудом расслышал: «Хуан… я его нашёл в камбузе… Он сильно ранен…» Забравшись вслед за ним на камбуз, я увидел, что он более чем прав. У баска была сломана шея. Первый удар урагана, видимо, ударил его о плиту. Я уже ничем не мог помочь, и попытался пробраться в свою маленькую лабораторию. Там всё было разбито и размыто. Я ощупью попытался найти медикаменты.

Показался Мактиг, голый по пояс, лицо и грудь залиты кровью из пореза над левым глазом. Он сказал:

– Быстрее обработайте рану, я должен вернуться к рулю.

Я сделал ему перевязку, как мог. Конечно, следовало бы зашить рану, но об этом не могло быть и речи.

– Каковы наши шансы, Мактиг? Только не подслащивать пилюлю.