Светлана Фортунская - Повесть о Ратиборе, или Зачарованная княжна-2

Мальчик продолжал орать, называя нас не только гадами и фашистами, но и сволочами и извергами.

Я хлестнул сильнее.

— Ой, больно! — закричал Егорушка. — Ой, мамочка!

— Крысу тоже больно было, — сказал я, и ударил еще раз.

— Ой, ну пожалуйста, не надо! Дядя Кот! Я больше не буду! Никогда-никогда!

— То-то, — сказал я.

Я размахнулся, чтобы закрепить науку еще одним, последним ударом, как из-за моей спины послышалось знакомое карканье:

— Нет, это уже ни в какие ворота не лезет! Что ты творишь, Кот?!! Ты зачем инструмент испортил?!!

— Можно подумать, — огрызнулся я, — какая-то метла! Купим мы тебе новый инструмент для уборки, успокойся!

Ворон уселся на штатив с пробирками, как на насест, и схватился за голову.

— Когда ты только научишься мыслить логически?! Ты что, не понимаешь, что находишься в лаборатории прикладной магии? Инструмент для уборки, надо же такое придумать! Это же часть бабушкиного летательного аппарата! Ступа же рядом стоит!!!

— Где? — оглянулся я. В углу действительно что-то стояло. Бадья какая-то.

— Что, ступы никогда не видел?

— Нет, — честно сказал я. Я действительно прежде никогда не видел ступы, только в старом детском кино, «Морозко», кажется. Но это было давно.

— И для чего, для чего, я тебя спрашиваю, ты это сделал, вандал?

— Чтобы воспитать этого… инфанта террибля, — огрызнулся я. — Чтобы впредь неповадно было!

— Кого-кого воспитать? — опешил Ворон, и даже успокоился.

— Ага, не знаешь! — обрадовался я. В кои-то веки я знаю то, что неизвестно премудрейшему! — Это по-французски «ужасный ребенок».

— Ты хотел сказать… — тут он произнес то же самое, но совсем иначе — даже и пытаться не буду воспроизвести его произношение. Скажем так: оно было столь же далеко от французского, как и мое, только в другую сторону. — Да будет тебе известно, недоучка, что выражение это употребляется для обозначения детской непосредственности и наивности, когда дитя говорит о тех вещах, о коих взрослые привыкли умалчивать по той или иной причине, и от того взрослые попадают в неловкое положение. Далее, — он переступил с лапы на лапу. Разноцветные жидкости в пробирках грозно дрогнули.

— Далее хочу я спросить: с каких это пор слово «порка» стало синонимом слова «воспитание»? Убеждение, ласковое увещевание, строгое порицание, в крайнем случае легкий шлепок — вот надлежащие способы формирования достойного индивидуума, но никак не применение грубой силы, да еще в таком виде, как розги…

— Как ты меня в темечко клюешь по десять раз на дню, это можно, а как мозги вправить этому дитяти распоясавшемуся, так уже и нельзя?

— Я тебя не воспитываю, я тебя учу! — гаркнул Ворон. — Тебя воспитывать поздно — вырос уже!

— Так и этот чудо-юдо-богатырь уже вырос! — гаркнул я в ответ. — Пес его увещевал, ласково, так ты бы слышал как этот деточка нас тут материл — и откуда только такие слова знает, ангелочек!

— Да, — подтвердил Пес. — Очень нехорошими, скверными словами нас обзывал и грозился; не понимает он человеческого языка!

Егорушка, который до этого напряженно прислушивался к разговору, захныкал, заколотил ножками по кушетке и заскулил:

— Я больше не бу-уду!..

— Конечно, не будешь, — хмыкнул я. — Уж я об этом позабочусь! Или Пес позаботится…

— Погоди! — каркнул Ворон. — Не торопись так, — и обратился к Егорушке:

— Чего ты не будешь делать? — наверное, он хотел говорить ласково, но от этого его «ласкового» тона у меня лично мурашки под шерстью побежали. Как-то неуютно мне стало.

— Такие слова говорить… нехорошие… — проныл Егорушка.

— Какие такие «нехорошие»? — спросил Ворон еще ласковее.

Егорушка, запинаясь, повторил парочку.

— М-да, — Ворон почесал крылом клюв. — Генетическая память, должно быть. Юридически ребенку месяц, вряд ли в столь нежном возрасте он мог попасть в окружение с таким… с позволения сказать, лексиконом. Муж у Леонидии, она говорила, скромный и выдержанный, и с высшим образованием, семья, опять же по ее словам, интеллигентная… Не та среда, где употребляется площадная брань.

— Ха, — сказал я. — И еще два раза «ха». Совсем ты, преминистр, от жизни отстал! Именно в интеллигентных семьях матерятся. Модно это нынче.

Ворон переступил с ноги на ногу. Пробирки звякнули, но штатив устоял.

— Ты, Кот, что-то путаешь, — нервно произнес он. — Интеллигентные семьи — это такие семьи, в которых все взаимно вежливы. Книжки читают. Образованы, то есть имеют среднее специальное или высшее образование…

— Во-во, — кивнул я. — Самая для сквернословия питательная среда. Люди не образованные, не интеллигентные, матом пользуются. Умеючи, то есть в нужное время, в нужном месте, и в нужном количестве. А люди интеллигентные матом щеголяют.

— Но не при детях же! — возмущенно каркнул Ворон.

— А почему бы и не при детях? — я пожал плечами. — Какая разница? И детей матерят почем зря — сам неоднократно слышал. И женщины, кстати, делают это чаще, чем мужчины. Может быть, потому что больше с детьми общаются…

— O, tempora! O, mores! — простонал Ворон, схватившись крыльями за голову.

— Дяденьки, — встрял тут в разговор Егорушка. Он внимательно слушал нашу дискуссию — даже хныкать перестал. А вот теперь не выдержал. И то — под тяжестью Пса он уже покряхтывал. — Может быть, вы меня теперь отпустите? Я же сказал, что не буду больше так…

— Как? — раздраженно каркнул Ворон. У меня отлегло от сердца: я привык к злобному, желчному и сварливому его тону; Ворон, пытающийся казаться нежным и ласковым, меня пугал.

— Ну, слова говорить, и еще ябедничать, и Крысов душить… Вообще никого душить не буду!

— Да? Ну, поверим. На первый раз. Но если нечто подобное повторится… — в горле у Ворона что-то зловеще заклокотало, Егорушка судорожно всхлипнул. — …Я тогда сам тобой займусь!

— Да, дяденька Ворон. Хорошо, дяденька Ворон. Не повторится, дяденька Ворон… — забормотал мальчик. Говорил он почему-то то басом, то фальцетом.

— Неужели у него уже начал ломаться голос? — пробормотал Ворон себе под клюв, и взмахом крыла велел Псу отпустить воспитуемого.

Пес сполз с Егорушки, Егорушка встал с кушетки.

Теперь ему на вид можно было дать лет пятнадцать-шестнадцать: и плечи стали пошире, и волосики в нужных местах закурчавились, и даже пушок над верхней губой появился. И, кстати, пока мы с Вороном беседовали, шрамы на его теле зажили — в тех местах, где я его поцарапал. Да и следов порки не осталось.

Вдруг сообразив, что он голый, порозовев, Егорушка спешно стал натягивать на себя купальный халат, не попадая в рукава и от того еще больше смущаясь.