Кэтрин Куртц - Камбер Кулдский

— Рольф, сын Керрола, принят в Орден Бербилан и принял имя Бенедикт, находится в монастыре святого Пирана. Аволь, сын Джона Голдсикта, принят в Орегонто, взял имя Бенедикт и послан в монастырь святого Иллтида. Генрих, младший сын графа Дегена Ну, этого мы можем исключить. Отец не подходит. Джозеф, сын мастера Гилларди… имя Бенедикт… святой Ултэн. И это всего за одиннадцать лет!

Райс вздохнул, сел за стол, обмакнул перо в чернила и приготовился писать.

— Начнем с этих троих. Те, что раньше, наверное, уже отдали Богу душу. Да и наш тоже мог умереть. Ну, давай, я буду записывать.

— Хорошо. — Джорем вздохнул. — У нас будет долгая ночь.

Через три часа они составили список из шестнадцати имен, правда, троих из них они могли исключить сразу как отпрысков известных дворянских фамилий. К несчастью, они не знали имени отца, а сведений о более дальних предках не было.

Так что в списке осталось тринадцать имен. Проверив по возрасту, они сократили число претендентов до десяти.

Теперь следовало найти списки умерших, чтобы удостовериться, кто из этих десяти еще жив.

В восточные окна библиотеки уже пробивался слабый свет, предвестник близкого рассвета.

Утро наступило, когда последний список был просмотрен и занял свое место в шкафу.

Друзья откинулись на спинки кресел и расслабились.

— Пятеро еще живы, и возраст подходящий, — пробормотал Джорем.

Он повернулся и громко зевнул.

— Хорошо, что мы настояли на том, чтобы прийти сюда сразу же. Представляешь, что было бы, если бы все монахи монастыря сейчас дышали нам в затылок, пытаясь понять, чем мы занимаемся?

Райс отложил перо, пошевелил уставшими пальцами, поднял со стола исписанный лист. Глаза его воспалились от бессонной ночи, но дело было сделано.

Эндрю, сын Джеймса, сорок пять лет, монастырь святого Пирана.

Никлас, сын Ройстона, сорок три года, аббатство святого Фоеллана.

Джон, сын Даниеля, сорок два года, монастырь святого Пирана.

Роберт, сын Петера, тридцать девять лет, монастырь святого Ултэна.

Мэтьюз, сын Карла, сорок шесть лет, монастырь святого Иллтида.

Он еще раз просмотрел лист, затем аккуратно сложил его и спрятал.

— Святой Ултэн в Мурине, на побережье, святой Фоеллан — в горах Лендура, три дня пути на восток отсюда. Я думаю, нам сначала надо направиться в святой Пиран. Этот Джон, сын Даниеля, у меня как-то ассоциируется с родом Халдейнов. Имя Джон напоминает имя Ифор. И тут еще Даниель. Тряпичник мог назвать своего сына тоже Даниелем.

— А если все Бенедикты в святом Пиране — не те, кто нам нужен, тогда что?

— Тогда попытаем счастья в святом Фоеллане, святом Ултэне и даже в святом Иллтиде, хотя мне очень не хочется в это время года ехать в Найфорд. Надеюсь, что ты находишься в лучшей форме и съездишь сам.

Он со страдальческой миной потер свой зад, а Райс усмехнулся. Собрав все черновики, Райс приготовился сложить их в корзину для бумаг, но Джорем забрал их и, поднеся к пламени свечи, терпеливо ждал, когда они превратятся в пепел. Райс ничего не сказал, но когда все было кончено, повернулся к Джорему.

— Ты только что уничтожил остатки моей невинности, — сказал он. — До этого момента мы могли говорить, что ищем просто брата Бенедикта. И пока мы его не нашли, мы в безопасности, но когда мы его найдем, тогда что? Что нам останется, кроме как низвергнуть узурпатора и восстановить на троне подлинного короля?

Джорем поднял свечу и повернулся к Райсу. Его лицо, освещенное снизу мерцающим желтым светом, выглядело каким-то сверхъестественно-призрачным.

— Да, это настоящая измена; даже просто искать его, не думая о восстановлении на престоле, — это тоже измена. Но, с другой стороны, вся эта история может кончиться очень быстро. Может оказаться, что наш брат Бенедикт, если еще жив, настолько не годится для короны после двадцати лет монастырской жизни, что даже Имре покажется нам хорошим королем.

— О Боже, я и не думал о такой возможности.

— А это вполне вероятно.

Джорем рассмеялся.

— Но подумай сам; даже если он захочет нарушить обет и заявить о своих правах на престол, что вовсе не очевидно, то это только начало. Человек может быть рожден королем, но если он не получил воспитания и образования, необходимого королю, то ему будет очень трудно. Даже мы, михайлинцы, как бы мы не ругали Имре и его политику, не решимся поддержать такого человека.

Он поджал губы, не сводя взора со свечи.

— Имре объявил новый налог на строительство столицы в Найфорде. Все страшно возмущены. Но свергнуть с трона короля — это чересчур даже для михайлинцев.

Райс долго молча смотрел на него, затем опустил глаза.

— Твои михайлинцы получат те сведения, которыми мы располагаем?

— Может быть, — пробормотал Джорем.

Райс поднял голову.

— Ты не хочешь сообщить им?

— Ты же понимаешь, что я один не могу принимать решения, — отозвался Джорем. — Может, во мне говорит осторожность, а может, я помню, что мы все время ходим по острию ножа. Во всяком случае, если мы найдем Синхила и он окажется вполне подходящим для королевского сана, то нам придется подключить других людей. Мне бы хотелось, если ты не будешь возражать, рассказать обо всем отцу.

— Камберу? — выдохнул Райс. — Если Камбер решит, что вернуть трон Халдейнам — это единственный выход, то я с надеждой буду смотреть в будущее.

— Ну, ладно. — Джорем снова зевнул. — Тогда пойдем поспим немного. Скоро нас позовут к утренней мессе.

ГЛАВА IV

Слушайся совета и принимай обличение, чтобы сделаться тебе впоследствии мудрым.[5]

Спать им почти не пришлось. Не успели друзья переступить порог отведенной им кельи и расстелить постель, как пришло время утренней молитвы. Они едва успели сомкнуть глаза — а в дверях уже возник хмурый монах. Сурово застыв в дверях, точно бдительный страж, он не ушел, пока гости с кряхтением не поднялись и не принялись одеваться.

Райса подобная строгость удивила, но Джорем, когда они наконец остались одни, лишь рассмеялся в ответ на жалобы приятеля, напомнив тому, что они находятся не где-нибудь, а в монастыре. Для монахов они — обычные путники, которых пустили сюда на ночлег, а потому они обязаны отплатить за гостеприимство, приняв участие в общей молитве, очищающей душу от грехов.

Райс согласился, что молитва — не слишком большая плата за такое благодеяние, как крыша над головой, однако усталость от бессонной ночи давала себя знать, и он отнюдь не был готов воспарить душою вместе со всей братией, и потому лишь с большой неохотой последовал за Джоремом в монастырскую церковь, тщетно пытаясь изобразить на лице покорность и смирение, которых совершенно не испытывал.