Александр Байбородин - Урук-хай, или Путешествие Туда...

Трудно объяснить, что для урр-уу-гхай значит буургха, и так же трудно описать все способы его применения. Буургха носят вместо плаща, обтягивая его вокруг головы и плеч особыми, вшитыми прямо в буургха, верёвочками. В буургха заворачиваются и спят на голой земле, а иногда и на снегу. Из буургха делают загораживающий от ветра или взгляда занавес или навес от дождя. Соединив несколько буургха вместе, делают палатку. Если буургха свернуть в трубу, набить камышом или соломой, или ветками, согнуть вдвое и завязать открытые концы, то можно сделать плотик, на котором переправляют через реки и озёра небольшие грузы или переплывают сами, даже с оружием и в кольчуге. Из него же делают паруса больших плотов. Из буургха делают верши и ловушки для птиц.

Когда нет щита, буургха плотно наматывают на руку и так отбивают удары вражеского оружия. И в нём вязнет и стрела, и клинок, даже копьё и топор можно отбить, только надо подставлять руку наискось, под древко или топорище. Намотав буургха на толстую палку, можно сделать боевой молот, благо весит он немало. Особенно, если его намочить. Мой нынешний даже в сухом виде тянет на пять фунтов, а у Гхажша – на все восемь. Таким мягким молотом и оглушил меня Гху-ургхан. И поверьте, что от этого удара Вас не защитит железный шлем или кольчуга. С ними ничего не будет, но внутри Вас многое может оторваться со своих мест. Даже и без палки плотно свёрнутый или особым образом уложенный буургха – неплохое оружие.

Из буургха можно свернуть заплечный мешок или тюк для жердевой волокуши. В буургха, свернув его трубой и одев на жердь, вдвоём таскают разные нежные грузы, а также спящих, раненых и связанных пленных. И в плен тоже берут с помощью буургха, набрасывая его на голову или хлестнув по ногам. Ещё раненых выносят из боя, взяв буургха за четыре угла или натянув на двух копьях, а если сил мало, и ты один, то можно положить раненого на буургха и тянуть его за собой по земле.

Буургха подвешивают углами между ветвей в высоких кронах и спят в получившейся люльке, не опасаясь быть замеченным. Потому что буургха служит ещё и чтобы прятаться. Того, кто в буургха, трудно увидеть в лесу. Глаз по привычке ищет знакомый вид тела, но буургха прячет, искажает его. В десяти шагах Вы можете не увидеть неподвижно сидящего, а в пятидесяти – и идущего. Ночью Вы можете запнуться за лежащего в буургха. А если дело происходит в горах, то и днём можете принять серый буургха за камень, пока не сядете на его владельца. Для леса наружную сторону буургха иногда мажут разноцветными грязями, вроде тех, что используют для лиц и рук, но не полностью, а пятнами. Чаще буургха просто обсыпают пылью подходящего цвета или привязывают к нему ветки и пучки травы, для этого на наружной стороне есть особые тесёмочки.

В походе буургха обычно носят поверх заплечного мешка, уложив длинным прямоугольником так, чтобы мешок был полностью им покрыт. Тогда часть буургха защищает мешок и вещи от дождя, а часть лежит между мешком и спиной, смягчая для неё тяжесть. Если же мешка нет, то чаще всего буургха скатывают в плотный валик и крепят ниже спины, тогда можно сесть где угодно, хоть на сырой земле, хоть на холодном камне, хоть даже на снегу, не боясь простудиться. Или на раскалённую почву Мордора, не боясь обжечься. Перед боем буургха обычно кренят на плечах, за шеей, и тогда он защищает её от рубящего удара.

Буургха – первый предмет, который урр-уу-гхай получает в своё безраздельное пользование. Даже погремушки достаются ему позже. С буургха он проводит всю жизнь и начинает учиться пользоваться им раньше, чем начинает учиться ходить, едва научившись сидеть.

В буургха заворачивают новорождённых с едва перевязанной пуповиной и, завернув в буургха, отправляют в последний путь мёртвых.

Наверняка я сказал не всё, что можно было сказать. Но я не знаю, какими словами ещё можно говорить об этом. Для урр-уу-гхай буургха – вся жизнь.

Вот из-под этих буургха орки и выбрались. И стояли вокруг нас едва не стеной. Потом я узнал, что в ат-а-гхан[5] (так называется у урр-уу-гхай отряд) их было несколько десятков, но тогда показалось, что их несколько сотен. Они стояли, смотрели на меня, хлопали друг друга по плечам и спинам и явно были обрадованы моему появлению. Я подумал, что такая радость довольно странна.

Не очень-то приятно, когда тебя разглядывают во все глаза. Тем более что разглядывающие выглядят отвратительно. Я уже понимал, что ужасающий вид – большей частью обман, но от одного взгляда на многих из них меня продирала дрожь, и по коже бежали мурашки размером с кулак. Ночной сумрак, неверный отблеск костра и умелая раскраска превращали кого в волка, кого в медведя, а кого и вовсе в какую-то кошмарную кривомордую и косоротую тварь, которой не подберёшь названия. Когда они улыбались, а некоторые улыбались, вид становился ещё более жутким. Две белые полоски, нарисованные от углов рта к низу и загнутые, в темноте при улыбке создавали впечатление, что изо рта торчат двухдюймовые клыки. Мне повезло, что я успел хорошенько разглядеть Гхажша и Гху-ургхана при солнце и видел, как они красят лица, иначе бы получил удар от такого количества приводящих в трепет личин.

Урагх в этой толпе был, наверное, единственный с нераскрашенным лицом, но он и без того выглядел жутко. Я попытался представить, как бы он выглядел в раскраске, и понял, что этого не надо было делать. Есть предел и хоббитскому самообладанию.

Тем временем Урагх отдал шнур кому-то из окружающих и, помахивая у того перед носом каменным кулаком, крепко наказал стеречь меня пуще глаза. Меня резво оттащили к изгороди, из двух буургха соорудили надо мной домик, сунули в руки три твёрдых хлебца-сухаря, поставили рядом большой, побольше пинты, берестяной стакан с дымящейся тёмной жидкостью, принесли на здоровенном лопухе кусок сочной, пахнущей дымом и травами оленины, положили мне его на колени и… оставили в покое.

В относительном, конечно, покое. Но верёвку никто не дёргал, и посматривали на меня теперь изредка, украдкой. А вскоре мясо досталось всем и, занявшись хрустом и чавканьем, на меня уже никто не смотрел. И я ни на кого не смотрел.

О, какое наслаждение вонзить голодные зубы в горячий сочащийся кровью полупрожаренный мясной ломоть. И сухари оказались не так уж тверды. А сладковатый травяной взвар оказался совершенно восхитительным на вкус.

Жаль, что мяса было совсем немного. Только я успел заморить червячка и начать наслаждаться вкусом, как оно кончилось. Сухарей я бы тоже съел побольше. Одного травяного взвара было вдоволь, и когда я выпил первый стакан, мне быстро принесли второй.

От горячего питья, еды, пусть не обильной, но сытной, и пережитого за день меня незаметно сморило в сон. Сны снились мягкие, домашние, а сквозь сновидение кто-то с голосом Гху-ургхана взахлёб рассказывал, сколько он натерпелся страху в лесу бродячих деревьев, а другой голос жалел, что вот Гху-ургхан вызвался охотником, когда Гхажш позвал, и теперь у него будет имя, а он сробел и, видно, вековать теперь в снагах. Голос Гху-ургхана успокаивал, говорил, что до конца пути ещё далеко, и будет случай отличиться, только надо не стоять за чужими спинами, а быть смелей. Потому что, кто выходит вперёд, на того и надеются.