Александр Больных - Видеть звезды

Вот и ответ на все вопросы. Мгновенно перестав колебаться, Тайлон ринулся к болоту. Он пролетел стену, ничего не ощутив, только лицо на бегу обдало холодным ветром со странным пряным запахом. Тайлон свистнул Крошке Еноту, в сомнении и страхе топтавшемуся перед лужей, и с лихостью, за собой ранее не замечавшейся, прыгнул на поросшую гнилой осокой кочку.

Словно какой-то рычаг щелкнул в нем, отключив все чувства. Снова в висках застучали знакомые молоточки, и Тайлон превратился в механизм, безошибочно определяющий направление прыжка, силу толчка и место приземления. Вязкая грязь хищно чавкала и хлюпала под ногами, выплевывая мутные струйки вонючей воды; покрытые скользкой тиной коряги моментально погружались с бульканьем в черную трясину, но Тайлон уже летел к следующему островку.

Крошка Енот, плачуще подвизгивая, скакал следом. Пару раз он срывался, но каким-то чудом, весь перемазанный противно пахнущей грязью, увешанный нитями мха и водорослей, выбирался на твердую основу и, пища от ужаса, прыгал дальше.

Наконец Тайлон остановился, переведя дыхание. Мокрый и жалкий Крошка Енот, дрожа как в лихорадке, прижался к нему и полез на руки. Тайлон поднял его, с жалостью глядя на пушистую и шелковистую прежде, а теперь грязную, свалявшуюся шерстку. И зачем он потащил Крошку с собой? Шепча на ухо другу какие-то успокоительные глупости, Тайлон гладил его, помогая прийти в себя.

Они попали на маленький островок в самом сердце болота. Его глинистая макушка была похожа на чью-то лысину, на ней ничего не росло. Окружавшая островок трясина клубилась зеленоватым паром и временами глухо вздыхала. Только сейчас Тайлон обратил внимание, что дождя нет. Низко над головой, протяни руку — и дотронешься, летели тучи, хотя ветра Тайлон не ощущал. Иногда из болота выползало зеленоватое облако, заволакивая островок, и тогда вокруг разливалось удушливое зловоние.

Тайлон попытался рассмотреть, оторвались ли они от погони, но ничего кроме стены того же зеленоватого тумана, вливавшегося в тучи и мчавшегося вместе с ними, не различил. Пропала даже редкая цепочка пеньков, по которой они бежали.

С тоской оглядываясь вокруг в поисках какой-нибудь дороги, Тайлон грустно размышлял, что же делать дальше. Дороги не было. А от одной мысли повторить путь назад начинала кружиться голова. Только сейчас он понял, что смертельно устал. События последних дней вымотали его предельно. Не было даже сил испугаться того, что их могло ожидать дальше.

Машинально пошарив в мешке — может, завалялось что съестное — и ничего не найдя, Тайлон достал шкатулку, а пустой мешок, размахнувшись, швырнул в топь. Вода громко плеснула, точно кинул он большой камень, вверх взлетела струя жемчужно светящегося пара, опоясанная языками зеленого пламени. Потом все успокоилось, и снова вокруг маленького островка лежало неподвижное, ничего не отражающее черное зеркало.

Посмотрев на Крошку Енота, распластавшегося на земле и спящего сном праведника, Тайлон расстелил куртку, подтащил поближе сопящего приятеля и лег.

Проснулся он с отчетливым ощущением, что рядом кто-то есть. Не открывая глаз, Тайлон глубоко вздохнул, делая вид, что спит по-прежнему крепко, и как бы невзначай повернулся на бок, скрывая от чужого взора ножны. Рука незаметно скользнула вниз, рукоять ножа удобно легла в ладонь. Тайлон звучно зевнул и почмокал губами, как наслаждающийся заслуженным отдыхом человек. И стремительно вскочил, поворачиваясь в ту сторону, где, как он считал, находится противник.

Над островком, лениво покачиваясь, ползли струйки тумана, и… и… и никого не было. Только Крошка Енот, угревшийся в теплом рукаве куртки, недовольно зевал, намереваясь улечься снова.

За спиной раздался тихий смех, Тайлон молниеносно обернулся. Никого. Лишь по черной воде поспешно разбегались круги, будто кто-то нырнул в болото.

Левой рукой Тайлон вытер выступившую на лбу испарину. И опять за спиной прозвучал тоненький смешок. На этот раз Тайлон медленно повернул голову, не двигаясь с места. И снова никого не увидел.

С трудом уняв начинающие дрожать пальцы, Тайлон спрятал нож в ножны и сел рядом с преспокойно дрыхнущим Крошкой Енотом.

Пытаться разгадать тайны Неправильного Мира было занятием совершенно бессмысленным. Надо было просто сидеть и ждать.

Снова прозвучал писклявый смешок. Тайлон недовольно поморщился.

— И не надоело? — спросил он.

— А ты драться не будешь? — вопросом на вопрос ответил неизвестный, все еще не показываясь.

— Очень ты мне нужен!

— Ну, смотри, пообещал!

— Ладно, вылезай,

— А мне не надо вылезать, — прозвучало сзади, — я уже здесь.

Тайлон, потягиваясь, встал.

— Но-но… ты же обещал, — плаксиво запричитал низенький зеленый человечек, увешанный водорослями.

— Не трону я тебя, не скули.

— Да-да, — недоверчиво протянул человечек. — А ножик во-он какой. Большой. Ты, это… Смотри… Я в случае чего… Этого, как его… Ух как!..

Его глазки сверкнули пронзительным зеленым светом, но Тайлон не испугался. Ясно было, что человечек сам до смерти перепуган и лишь пытается выглядеть страшным. Поэтому Тайлон спокойно спросил:

— А ты кто такой?

Зеленый человечек застеснялся.

— Кто, кто… Живу я здесь. — Он хлюпнул носом. — Водяной я.

— Водяной? — недоверчиво переспросил Тайлон. — Но ведь они не такие!

Залившись стыдливым зеленым румянцем — или зеленцом? — человечек потупился и согласился:

— В том-то и вся беда…

Через пятнадцать минут Тайлон в деталях знал нехитрую и грустную историю Водяного-Неудачника. Ему не везло. Не везло всегда и во всем, начиная с того дня, когда его, еще личинку, чуть не перешиб клешней рак-хулиган. Перешибить не перешиб, но что из того получилось — видите сами. Другие-то — ого какие. Попробуй подступись… И ростом, и статью… Выделили ему, за ущербностью, самое скверное болото. Тут на дне ключи чистые бьют. Ужас. И холодные, от каких ревматизм начинается, слышите — уже кашель получился. Так что все свое время он тратит, чтобы эту чистую воду заквасить или протушить. Или протухнуть? Вот и он не знает. А делать надо, иначе спросят, ох, строго спросят. За хлопотами и трудами пропустил недавно через болото троих людей, так соседи на смех подняли. Недотепой обзывают. Но, правда, недавно поймал тут одного. Грубый такой, невоспитанный. Ругается, арбалетом размахивает. Нет, чтобы вежливо попросить, глядишь, и отпустил бы. Нет, топить не стал, ну его, противно. Стоит в двух шагах от берега по пояс в болоте и вылезти не может. Долго стоять будет, пока ему не надоест. Ему — в смысле водяному, а не грубому. И не вытащат, потому как пятками непрочно к дну прирос, укоренился. Вообще все надоело. Недавно сосед один, бойкий такой, из молодых да ранних, под него копать начал. В болото наведывается, колдовать мешает. И так-то плохо получается, да еще всякие под руку лезут… И намекает, что не грех бы площадь уступить, он-де такое безобразие здесь разведет — ни пройти, ни проехать будет. А вот плюну на все, уйду. Не потому, что испугался, а так, связываться неохота, руки пачкать. Надоело, понимаете — надоело!..