Кейт Якоби - Возвращение изгнанника

О, предположения у Мики были. Роберт отличался острым умом и был прирожденным вождем, хоть и неохотно выполнял эту роль. Для многих его внешнее спокойствие, уверенность в себе и привлекательные манеры говорили о нерушимом внутреннем мире, но Мика-то знал, что все на самом деле не так. Какова бы ни была вера Роберта в себя, ее медленно подтачивали все новые и новые неудачи: ему не удавалось ни удержать короля от ненужной жестокости, ни ограничить власть Вогна и Гильдии. А неудачи — собственные неудачи — были как раз тем, чего Роберт не мог простить. Честь и правда были для него не пустыми словами. Они были самой сутью его жизни. Признание провала и готовность принять его следствия глубоко изменили Данлорна. Честь требовала, чтобы он покинул поле битвы, в которой не мог добиться победы.

Так по крайней мере думал Мика. Он был уверен, что если бы когда-нибудь прямо задал своему господину вопрос, то получил бы на него прямой ответ. Но Данлорн никогда сам не заговаривал на такие темы, и Мика считал, что для этого есть веские причины. Настолько веские, что оглашение их могло привести к кровопролитию. Мика знал, что произошло: спор с королем, борьба с Вогном. Возможно, Мика знал обо всем этом больше, чем кто-либо еще. Однако чего он никогда не делал — и не собирался делать — это спрашивать о причинах.

Данное обстоятельство, правда, нисколько не уменьшало любопытства Мики — качества, над которым его господин часто добродушно подтрунивал. Мика не обижался — в конце концов, его любопытство несколько раз спасало им жизнь.

— Ну и каковы твои впечатления от Люсары? — с мягкой улыбкой спросил Данлорн.

— Очень приятно вернуться домой, — ухмыльнулся Мика.

— Ты сильно тосковал по родине?

— И да, и нет, — пожал плечами Мика. — Правда, должен признаться, за эти три года я не раз раскаивался в том, что попросил вас взять меня с собой.

— Как, например, той ночью в Карфе, — ровным голосом заметил Данлорн, — когда ты опрокинул тележку с бочкой любимого вина эмира и за тобой гонялся отряд его телохранителей.

Мика почувствовал, что краснеет, и поспешил отвернуться.

— Ну, такие моменты бывали, хотя по большей части я радовался нашему путешествию. Я никогда не скучал по дому настолько, чтобы жалеть о том, что уехал.

— А твой отец? — тихо спросил Данлорн, снова бросая взгляд на лес. — Знаешь, Мика, ведь ты ни разу не заговаривал о нем все эти три года. Ты болтал без умолку о ком угодно — но только не о нем. Мне жаль, что я оказался причиной семейного раздора.

— Нет, милорд! — Мика отчаянно затряс головой. — Вашей вины нет в том, что отец меня не простит. Решение служить вам я принял сам, так же как и решение сопровождать вас. Отец пожелал мне это запретить. Вы ни в чем не виноваты.

— Вот как? — Данлорн искоса взглянул на Мику, с иронией подняв брови. — Даже несмотря на то что он считает меня предателем? Разве твой отец, как и многие другие, не думает, что я предал свою страну, когда стал другом Селару и сделался членом его совета? Нет, Мика, боюсь, что в твоих бедах я очень виноват. В глазах твоего отца мое предательство замарало и тебя. Остается лишь надеяться, что, раз ты благополучно вернулся, он смягчится и простит меня.

Мика нахмурился. Не могло же это быть причиной решения Роберта вернуться? Такое и представить себе невозможно!

Сделав глубокий вдох, Мика приготовился задать вопрос, но, прежде чем он произнес хоть слово, Данлорн улыбнулся.

— Есть несколько причин тому, что я решил вернуться, Мика.

— Хотел бы я, чтобы вы так не делали, — покачал головой Мика.

— Как не делал?

— Не меняли тему разговора, милорд. Вы ведь знаете, что я имею в виду.

Данлорн пожал плечами:

— Что плохого было бы в том, что я решил вернуться из-за твоего отца? Разве мне не разрешается хоть чем-то отблагодарить тебя за преданность? Ты себя недооцениваешь, дружок. О, спору нет, есть много причин для моего решения вернуться. Многое в стране переменилось, и я могу еще пожалеть о своем возвращении. Кто знает?

Мика кивнул и тяжело вздохнул:

— И вы думаете, милорд, что Долзи Керр мог быть прав, когда сказал, что все изменилось к худшему? Может быть, король не пожелает оставить вас в покое.

— Я думаю, — ровным голосом ответил Данлорн, — что Долзи и остальные здорово преувеличивают интерес ко мне Селара.

— Но когда-то вы были близкими друзьями.

— Да, но с тех пор прошло много времени. К тому же я отсутствовал, обо мне ничего не было слышно больше трех лет. Мои деяния, цель, которую я преследовал, мое влияние — все это давно забыто. У короля, Гильдии и остальных хватает других дел, чтобы еще беспокоиться из-за меня.

Мика искоса взглянул на своего господина.

— И просто чтобы в этом удостовериться, вы решаете вернуться перед самым приходом зимы, так что минует не меньше четырех месяцев, прежде чем из-за непроходимых дорог они смогут хотя бы приблизиться к Данлорну.

— Именно так. — Роберт широко улыбнулся и кивнул.

— А как насчет остальных? — вырвалось у Мики.

— Ты имеешь в виду Анклав? — переспросил Данлорн. — Думаю, они рады, что избавились от меня. По крайней мере я на это надеюсь. — Он еще раз оглядел горизонт и сказал: — Пора в путь. Дальше мы поедем лесом. Если я правильно помню, на север отсюда находятся развалины, в которых мы могли бы устроиться на ночь. Если боги будут милостивы к нам, я, может быть, сумею их найти.

День для Финлея определенно начался неудачно. Впрочем, если вспомнить события всей прошедшей недели, то обнаружилась бы определенная закономерность. Однако времени на размышления не было: до сумерек оставалось не больше часа, а после двухдневных блужданий Финлей оказался вынужден признать, что безнадежно заблудился.

Лес вокруг него был полон птичьих голосов, звучавших по-осеннему умиротворенно, но никаких примет, которые говорили бы, куда следует двигаться, Финлей обнаружить не мог. Для его усталых и обеспокоенных глаз любое дерево, рощица, поляна в этой проклятой безбрежности выглядели абсолютно одинаково. Финлей надеялся, что едет в южном направлении, но даже сейчас, когда листопад сделал кроны деревьев не такими непроницаемыми, увидеть солнце удавалось редко, и он очень опасался, что не выдерживает нужного направления и движется по кругу.

Финлей выехал на пологий склон, ведущий к прогалине с протекающим по ней ручьем. Для привала место казалось вполне подходящим. Он повернул коня, но тот споткнулся, с трудом удержался на ногах и захромал.

— Ну, это просто замечательно! — рявкнул Финлей, спешиваясь. Он осторожно вывел коня на поляну и нагнулся, чтобы осмотреть его ногу. Серый мерин дернулся, когда хозяин коснулся левого переднего копыта, однако повреждение было не таким уж серьезным. Финлей выпрямился и посмотрел в глаза коню. — Если бы я не так хорошо тебя знал, то решил бы, что ты сделал это нарочно!