Илья Яковлев - Черный снег

– Видишь, как у нас всё классно: утром детишки завтракают перед школой, смотрят телевизор. А там такая педерача для педеровиков. Они и обучаются в процессе приема пищи. Чтобы в школе, значитца, перед девицами из класса рылом в грязь не ударить, – сказал Борис, плюнув в сердцах и переключив телевизор на первый общегосударственный канал.

– Нынешних детишек ничем этим уже не удивишь, – вздохнула Юля, – Они сами кого хошь и чему хошь научат. Сексуальная революция!

– Эт точно, – согласился Борис, приканчивая последний бутерброд, – Может новости хоть вчерашние покажут?

– Может и покажут… А чего ты там интересного надеешься увидеть? Каждый день одно и то же…

– А вдруг?.. Возьмут и обрадуют. Скажут: президент подписал указ, по которому всем работникам силовых структур на сто процентов повышается зарплата! – мечтательно сказал он.

– На двести!.. Размечтался. Держи карман шире. Так только в сказках бывает, – буркнула Юля, глядя на экран телевизора, где показывалось интервью с каким-то опойного вида мужичонкой. Мужик больше всего походил на деревенского алкаша, но корреспондент разговаривал с ним уважительно, называя его "фермером". Из разговора становилось ясно, что при развале колхоза "фермер" успел прихватизировать трактор, трех коров, энное количество кур и свиней и еще что-то. Что именно, узнать не удалось, потому что на экране вдруг появилась симпатичная дикторша, которую немного портило чрезвычайно серьёзное выражение лица. Замогильным голосом, от которого становилось жутковато задолго до того, как успеешь вникнуть в грозную суть сообщения, она произнесла, сверяясь с лежащей перед ней шпаргалкой:

– Уважаемые граждане! Мы прерываем нашу программу для экстренного сообщения! Как нам только что стало известно, президент и правительство нашей страны досрочно сложили свои полномочия. Вплоть до выборов нового президента и формирования им нового кабинета министров власть переходит в руки Временного Комитета по Управлению Страной. На этот период приостанавливается деятельность всех без исключения партий и общественных движений. Временно приостанавливается деятельность парламента и парламентских организаций. В стране вводится режим чрезвычайного положения. Запрещены демонстрации, митинги, пикеты. Так же приостановлена деятельность негосударственных средств массовой информации. Временный Комитет убедительно просит граждан сохранять спокойствие и гражданскую выдержку. Позднее мы зачитаем обращение Временного Комитета к народу. Оставайтесь с нами и вы узнаете подробности из наших дальнейших сообщений!

Ошеломлённый Борис переглянулся с Юлей и снова воззрился на экран телевизора. Дикторша исчезла, снова появился "фермер", рассказывающий корреспонденту о том, что он сделает, когда правительство объявит о начале приватизации земли. Борис машинально подумал о том, что по крайней мере, в ближайшее время "фермеру" предстоит облом. Землю теперь явно раздавать будут не скоро, так что мужик в пролёте, как фанера над Парижем. Вслух же он сказал первое пришедшее ему в голову:

– Знаешь, киса, что сие в первую очередь означает?

– Опять в стране бардак! Больше, вроде бы, ничего… – сказала Юля, продолжая смотреть в экран телевизора, – Чего тут особенного? Не в первый раз.

– Не в первый раз, это само собой. Но ты учись мыслить шире. Сие в первую очередь означает, что наш с тобой отгул категорически накрылся. Что такое в нашей Конторе режим чрезвычайного положения, надеюсь, объяснять не надо? Сейчас явно всех обзванивают, скоро и до меня доберутся. А ты можешь прикинуться шлангом: дескать, дома меня – тю-тю и телевизор я включать боюсь! Типа "сами мы не местные, и в деревне у нас таких говорящих ящиков нету. А вдруг я его включу, а он как подзорвется!" Ну, или что-то в этом роде, сама придумай.

– Ох ты, чёрт! Об этом я и не подумала. Нет уж, если тебя вызовут, я тоже… Ну, в смысле, на работу пойду, – решительно сказала она.

– Отсюда отметишься? – прищурился Борис, -Я то не ханжа, но тебе это всё зачем? В этом отношении у нас не Контора, а деревня Конторкино. Через полчаса все будут в курсе, что ты ранним утром была у меня дома. Ну и, естественно, будут делать далеко идущие выводы. Мне-то по барабану, а вот тебе?

Юля бросила на него огненный взгляд, способный испепелить и затем развеять пепел по ветру. На мгновение Борису показалось, что перед ним не его стажёрка, а сама королева Елизавета Английская. Она негодующе фыркнула и гордо произнесла, глядя ему прямо в глаза:

– А мне плевать, что там будут за выводы делать! Никогда ещё не делала тайн из своих отношений с мужчинами. Хотя, если ты настаиваешь, я, само собой, уйду…

"И ведь уйдёт!" – испугался Борис. Он уже успел пожалеть о том, что только что сказал. Но кто же знал, что она такая обидчивая. Просто на собственном опыте он уже неоднократно убеждался, что девушки при завязке новых отношений проходят минимум через пару-тройку этапов. Стадия первая: "Ты только никому не говори!"(от этой стадии за километр тянуло задержкой в золотом детстве). Стадия вторая, обратная предыдущей: настойчивое стремление поведать о своём романе всему миру. Третья стадия зависела от интеллектуального уровня девицы, были возможны всеразличнейшие вариации: от тихого, приличного расставания (в идеальном варианте), до рассказов опять же всему миру о том, какая Борис гадина. У этой же представительницы слабого пола комплексы подобного рода если и не отсутствовали полностью, то явно были сведены к минимуму. С одной стороны, это радовало, а с другой – заставляло в разговоре с ней внимательно следить за тем, что говоришь. Ибо если, по мнению человека, у него отсутствие комплексов, то это не что иное, как тоже своего рода комплекс. Поэтому он очень осторожно, боясь задеть её самолюбие, сказал:

– Да ты что! Я ведь не к тому. Я ведь в смысле… Ну, в общем, чтобы тебе было удобнее. Если тебе всё равно…

– Мне не всё равно. А насчёт удобнее… Я уже, кажется, достаточно сделала для того, чтоб ты понял: мне удобнее с тобой, – твёрдо сказала она и отвернулась к окну, где N-ское утро давно уже вступило в свои права. Она встала со стула и, не говоря более ни слова, подошла к окну, прислонилась к нему лбом и стала смотреть в него так внимательно, как будто бы там происходило что-то настолько интересное, что, по сравнению с этим, всё остальное на свете не имело ровным счётом никакого значения. Борис вздохнул, поднялся со стула, подошёл к ней сзади, обхватив руками её плечи и уткнулся носом ей в затылок, утонув лицом в её пышных, по утреннему растрёпанных волосах. Постояв так с минуту, он глухо спросил у неё, в общем то совсем и не надеясь получить ответ: