Виктор Дубровский - Тайные тропы

— Извини, красотка, я спешу. Встретимся в следующий раз, — и направил коня на улицу. Когда за мной закрывались ворота, я услышал гневный окрик: «Кто этот наглец?» и неразборчивый ответ слуг. Что за психическая баба, прям не знаю.

Мы с Ичилом приехали на площадь перед Храмом Тэнгри как раз к тому моменту, когда Бэргэн закончил фасовать задержанных по группам. Их держали на площади, потому что камер на такую ораву не хватало. Я подошёл к нему и спросил, как тут обстановка.

— Тут бандиты. Есть купцы, которые на шёлк сбивали цены. У них на складах обнаружили водку и траву. Комиссаров вроде нет.

— А ты записывай во время допроса, кто кому приказы отдавал, может и комиссара найдёшь.

— Как записывай?

— Ты что, просто так допрашиваешь и всё?

— А как ещё? Поймали мошенника, допросили — и на виселицу. Ну, может просто плетей дадим и отпустим, если ни в чем плохом не замечен.

— Ну как хочешь, виновных мне в кулуты отдашь, — по мне так он половину важных фигурантов пропустит, — дай мне на чём писать.

— Ты что, писать умеешь? — удивился Бэргэн.

— Я много что умею, — уклонился я от прямого ответа.

И читать я умею, и писать, и вышивать крестиком. Бэргэн нашёл какого-то служку и мне притащили серого цвета бумагу и жалкое подобие карандаша.

Ичил, Бэргэн и я спустились в пыточную, послушать, что напоют пташки, может сознаются в том, чего не совершали. И началось. Ичил разделся до пояса, напялил кожаный фартук. Помощники его, молодые пацаны, раскочегарили жаровню с инструментом. Стерилизуют, наверное, чтобы заразу не занести. Привели первого подследственного, сноровисто вздёрнули на дыбу. Тот начал верещать ещё до того, как ему прищемили пальцы. Строго здесь с этим. Визит задержанного в кровавые застенки начинается с дыбы, так же, как и театр с вешалки. Настраивает, знаете ли, на серьёзный разговор.

— Всё расскажу, я всё расскажу! — орал бедолага.

— Расскажешь, куда ты денешься, — ответил ему Ичил, — давай, начинай. Кто таков? Под кем ходишь?

Началась рутинная работа следственного отдела. Ичил по одному ему ведомым признакам выдёргивал задержанных по одному, задавал пять-шесть вопросов и отсылал обратно. Наконец выяснился главарь, а по моей терминологии — полевой командир, этой шайки, носитель бляхи и, теперь уже, жертва режима. Этот перец оказался покрепче своих подчинённых и начал свою речь с угроз.

— Вы ещё пожалеете, что меня схватили! Когда наши возьмут власть, вас всех вздёрнут в первую очередь!

Такое многообещающее начало меня вывело из полудрёмы.

— Ну-ка, поподробнее, кто это ваши?

— Вам будет всё равно!

Ичил воткнул ему под ребра какую-то иглу, больше похожую на шило, главарь взвыл.

— Отвечай, когда тебя спрашивают!

— Совет народных комиссаров! Они отомстят за меня.

Я пробормотал: «Кому ты нахрен нужен» и подошёл поближе к подследственному:

— В глаза смотреть! Явки, клички, пароли!

Бандит попытался в меня плюнуть, но, похоже, здесь попросту не знали таких слов.

— Кто тебе давал задания?

— Я вам ничего не скажу, можете меня убить!

Какой стойкий оловянный солдатик! Но, видать, у Ичила были свои соображения на это счёт. Помощники принесли фляжку, воткнули бандиту в глотку что-то наподобие воронки и влили ему в пасть вонючую бурду. Через три-четыре минуты глаза у него остекленели, а Ичил говорит мне:

— Можешь спрашивать.

— Кто тебе давал задания? Какие задания вы получали?

Бандит бесцветным голосом начал бубнить:

— Задания давал человек с серебряной тамгой. Задания — сопровождать караван, иногда нападать на купцов, на которых покажут. Иногда сопровождать агитаторов.

— Приходил один человек с тамгой или разные?

— Два разных.

— Где вы размещались в городе?

— В доме второй жены казначея.

— Кто дал задание убить Кадыркула?

— Начальник городской стражи.

Бэргэн от таких слова аж подскочил на месте. Выглянул в коридор и рыкнул на своих бойцов. Да, коррупция проникла в ряды правоохранительных органов.

— У него есть серебряная бляха?

— Да.

— Кто рассказал про тайный ход?

— Начальник городской стражи.

— Где вы скрывались, после того, как убили Кадыркула?

— На рынке, на складах купцов.

— Куда вы водили караваны?

— Ус Хатын, Пять пальцев, Хотон Урях, Саман Кюель и в улусы.

— Что вы возили?

— Не знаю. Нам запрещено смотреть, что возят.

— Откуда брали товары?

— Со складов в Хотон Уряхе.

— Откуда там товары?

— Не знаю. Мы приходили и брали товар. Кто туда привозит, мы не знаем.

— Когда приходит человек с серебряной бляхой, он должен говорить специальные слова?

— Да.

— Какие?

— Нет ли у вас на продажу синие ковры.

— Что ты должен ответить?

— Для синих ковров ещё время не пришло.

— Куда ты отнёс золотую пыль, которая хранилась в доме второй жены Кадыркула?

— Отдал начальнику городской стражи.

— Зачем ты вступил в ряда людей, которые носят жёлтые повязки?

— Потому что мы боремся за свободу.

— Свободу от чего?

Мужик замычал, задёргался, глаза начали закатываться. Ичил поднёс к его носу дымящийся пучок травы. Бандит затих.

— Всё. Больше ничего не скажет. Он не может ответить на вопрос.

— Отнесите его в камеру, он нам понадобится позже, — дал команду Бэргэн.

Странное поведение подследственного, похоже на то, что описывал Тыгын. Есть над чем подумать. Бойцы притащили ещё одного из задержанных. Им оказался агитатор. Может это хоть чуть прояснит, что за дурдом тут творится. Его пока не на дыбу не поднимали, только связали руки и перекинули верёвку через блоки.

— Ну, что, орёл, сам будешь рассказывать или тебе руки сломать? — спросил я его.

Помощник Ичила потянул верёвку вверх, чтобы дать понять задержанному, что с ним здесь церемониться не будут.

— Сам, сам. Я все расскажу!

Расскажет, конечно. Не факт, что добровольно.

— Рассказывай. Имей в виду, соврёшь — будет больно.

Ичил ткнул ему куда-то под ребра свою иглу.

— Соврёшь второй раз, будет ещё больнее!

Ичил ткнул ему шилом второй раз, но уже в другое место. Агитатор заверещал.

— Ну вот и достигли взаимопонимания. Скажи, зачем ты, такой молодой и красивый, связался с шайкой преступников?

— Мы не преступники. Мы боремся за народное счастье! — с пафосом начал свои речи.

— Объясни мне, что такое народное счастье, я ведь тоже народ.

— Счастье народа — это свободный труд каждого на благо общества.

— Хорошо. Как вы боретесь? И с кем?