Маргарет Уэйс - Рождение Темного Меча

— В пятнадцать лет обычно так дела и обстоят, — мягко произнес Телдар. — Расскажите мне о ваших размышлениях. Должно быть, они темны, раз они, словно туча, затуманивают солнце вашего бытия.

— Я... я не могу, — пробормотал Сарьон, как-то умудрившись одновременно и вспыхнуть, и побледнеть.

— Ничего страшного, — любезно произнес друид. — Тогда мы...

— Я не хотел быть каталистом! — выпалил Сарьон. — Я хотел владеть магией. Всегда хотел — сколько я себя помню, с самого раннего детства.

— В этом нет ничего постыдного, — заверил его Телдар. — Многие члены вашего ордена точно так же завидуют магам.

— Правда?! — Сарьон поднял голову, и впервые в его взгляде промелькнула надежда. Но затем он снова помрачнел и принялся вытаскивать через дыру иголки и растирать их между пальцами. — Но это еще не самое Скверное.

Он помрачнел и умолк.

— А каким именно магом вы бы хотели быть? — поинтересовался друид. Он уже понимал, к чему дело клонится, но предпочитал, чтобы беседа развивалась естественным образом. Он подозвал шар с водой, чтобы снова наполнить чашку каталиста. — Альбанара?

— О, нет! — Сарьон с горечью улыбнулся. — Я не настолько честолюбив.

Он снова поднял взгляд и принялся смотреть в окно.

— Мне кажется, из меня мог бы получиться неплохой Прон-альбан, придающий форму дереву. Мне нравится прикасаться к дереву, чувствовать его гладкую поверхность, его структуру, его запах...

Каталист вздохнул.

— Моя мать говорит, что это все потому, что я чувствую Жизнь, содержащуюся в дереве, и благоговею перед ней.

— Совершенно справедливое замечание, — кивнул Друид.

— Да, но это не так! Вот в чем дело-то! — воскликнул Сарьон, переведя взгляд на Телдара. Улыбка его сделалась кривой. — Я хотел изменять дерево, целитель! Изменять его собственными руками! Я хотел присоединять куски дерева друг к другу и делать из них нечто новое!

Он настороженно смотрел на друида, ожидая, что тот придет в ужас.

В мире, где соединять что-либо вручную — не важно, живое или неживое — считалось самым непростительным прегрешением, признание Сарьона действительно звучало чудовищно. Оно граничило с Темными искусствами. Только чародеи, практикующие Девятое Таинство, могли бы измыслить нечто подобное. Если взять, например, того же Прон-альбана, он не мастерил кресло — он придавал ему форму. Он брал дерево — ствол живого дерева — и с помощью своей магии ласково, любовно придавал ему форму образа, возникшего у него в уме. А потому такое кресло становилось для дерева всего лишь другой ступенью Жизни. Если бы маги принялись вручную рубить и увечить деревья, а потом складывать эти искалеченные куски вместе, придавая им подобие кресла, дерево изошло бы криком и вскорости умерло.

И все же Сарьон утверждал, что он желал совершать это гнусное деяние. Молодой человек думал, что друид сейчас побледнеет от ужаса и, возможно, прикажет ему убираться прочь.

Однако же Телдар взирал на него совершенно безмятежно, как будто Сарьон всего лишь признался, например, в пристрастии к яблокам.

— Подобные вещи вызывают у всех у нас совершенно естественное любопытство, — спокойно произнес он. — А о чем еще вы мечтали в юности? О том, чтобы соединять куски дерева — и все?

Сарьон сглотнул. Он взглянул на подушку и вытащил пальцы из дыры.

— Нет. — Его бросило в пот, и он поспешно вытер лицо. — Да поможет мне Олмин! — судорожно выдохнул он.

— Дорогой мой, Олмин, конечно же, старается вам помочь — но для этого вы должны сами себе помочь, — убежденно произнес друид. — Вы мечтали о соединении с женщинами. Не так ли?

Сарьон вскинул голову. Лицо его пылало.

— Откуда... откуда вы знаете? Вы прочли мои...

— Нет-нет! — Телдар, улыбнувшись, вскинул руки. — Я не владею искусством Исполняющих проникать в чужие мысли. Просто эти мечты совершенно естественны, брат. Они сохранились с темных времен и служат нам напоминанием о нашей животной природе и о том, что мы тесно связаны с этим миром. Неужели никто вам об этом не рассказывал?

Лицо у Сарьона сделалось столь потешным — в нем смешались облегчение, потрясение и наивность, — что друиду стоило немалого труда сохранить серьезную мину. К тому же он мысленно проклял холодное, бездушное, лишенное любви окружение, воспитавшее в молодом человеке столь мощный комплекс вины. Телдар коротко, несколькими фразами обрисовал суть дела.

— Предполагается, что в той темной, сумрачной земле, откуда мы некогда явились, мы, маги, вынуждены были соединяться телесно, дабы произвести на свет потомков, — соединяться, подобно животным. Мы не имели возможности контролировать воспроизводство себе подобных, и наша кровь смешивалась с кровью Мертвых. Даже долгое время спустя после переселения в этот мир мы, как считается, продолжали спариваться подобным образом. Но потом был открыт способ извлекать семя из мужчины и, используя силу Жизни, помещать его в женщину. Благодаря этому мы получили возможность контролировать численность народонаселения и возвыситься над животными стремлениями плоти. Но это не так уж просто, ибо плотское существо слабо. Я полагаю, вы переросли эти мечтания, верно? Или они все еще беспокоят вас?..

— Нет! — поспешно, в некотором замешательстве перебил его Сарьон. — Нет, они меня не беспокоят... но мне кажется, не потому, что я их перерос. Это все... это все математика! — выпалил он наконец. — Я обнаружил, что то, что прежде было... было просто игрой, теперь стало моим... моим спасением!

Он резко выпрямился и взглянул в глаза друиду. Лицо его прояснилось.

— Когда я погружаюсь в научные изыскания, я забываю обо всем на свете! Понимаете, целитель? Именно поэтому я пропускаю вечерние молитвы. Я забываю поесть, забываю исполнять ритуалы — все это кажется пустой тратой времени! Знание! Изучать, познавать, творить — творить новые теории, новые формулы... Я изыскал способ вдвое уменьшить расход энергии на преобразование камня в стекло! И это — сущий пустяк по сравнению с некоторыми моими замыслами! Да что там! Я даже открыл... — Сарьон внезапно осекся.

— И что же вы открыли? — небрежно поинтересовался друид.

— Ничего такого, что могло бы вас заинтересовать, — отрезал каталист. Он посмотрел на подушку и внезапно заметил проковырянную им дыру. Сарьон вспыхнул и попытался — без особого успеха — ликвидировать нанесенный ущерб.

— Я, конечно, ничего не смыслю в математике, — сказал Телдар, — но мне очень интересно слушать, как вы о ней рассказываете.

— Нет. На самом деле это все не важно. — Сарьон встал. Он нетвердо держался на ногах. — Извините, я испортил вам подушку.