Марина Дяченко - Бастард

Он все понимает, сообразил Станко, чувствуя, как холодеет спина. Может быть, он задумал сбежать прямо сегодня? А может быть, — тут руки его непроизвольно потянулись к кошельку на поясе, — может быть, уходя, он прихватит и оставшиеся деньги? Те, которые Станко обещал отдать у стен замка?

Илияш неспешно поворачивал вертел, а Станко смотрел на него, чувствуя себя беспомощным и глупым.

Сторожить? Не спать ночь? Другую? Третью? Сколько ночей он сможет выдержать без сна, и сколько дней пути осталось до замка? Ведь они идут медленно, так медленно, а, может быть, Илияш и вовсе водит его по кругу?!

При этой мысли Станко сделалось совсем кисло. Только наивный дурак мог довериться совершенно незнакомому, странному человеку, и вот миссия оказалась под угрозой, и некого винить…

Илияш радушно предложил ему жареного мяса. Станко угрюмо отказался.

Это была тяжелая ночь.

Костер прогорел; только красные огоньки бегали от уголька к угольку, мерцали, но не светили. Станко лежал, не выпуская из руки обнаженного меча; рядом спал Илияш — или не спал, а притворялся, выжидая своего часа.

Станко прислушался, затаив дыхание, и осторожно, как лазутчик, подполз к проводнику. Если бы тот хоть храпел… Но Илияш спал тихо, как ребенок, и Станко долго мостился, пытаясь пристроиться рядом и не разбудить.

Босая нога его касалась колена Илияша, и, если тот пошевелится, Станко мгновенно проснется… Хотя он не спит… Не спит…

Кошелек, тщательно спрятанный под курткой, теперь впился Станко в бок. Хорошо, что он не такой тугой, как раньше… Ему понадобятся деньги, скоро их свадьба с Вилой…

В темноте он различал темную глыбу на месте Илияша, бока ее то поднимались, то опускались. Браконьер был с головой укутан одеялом.

Вот из-под одеяла вынырнули руки, длинные, вороватые, с многосуставчатыми пальцами… Тянутся к кошельку, а Станко не может и шелохнуться…

Он вздрогнул. Кошелек по-прежнему больно давил на ребра. Не спать, не спать… Хоть бы луна взошла…

Ночь, однако, была темная, безлунная, и только ветер возился в черных кронах да кричали совы, заставляя Станко вздрагивать…

…Он открыл глаза.

Полянка была залита светом — из-за деревьев поднималось солнце. На месте костра остался черный круг; на месте Илияша осталась чуть примятая, уже успевшая подняться трава.

Станко машинально потянулся к кошельку — тот был тоже на месте, золото тускло звякнуло.

Меч лежал рядом и был совсем мокрый от росы. Станко провел пальцем по лезвию — сверкающие капельки полетели в траву.

Он снова тупо уставился на место, где недавно лежал браконьер, укутавшись с головой старым одеялом.

Ну и ладно, подумал Станко с горестной решимостью. Остался, с чем был… Меч при мне. Замок на востоке. Дойду.

Он с трудом встал и огляделся. Его заплечный мешок был рядом; мешок Илияша, конечно же, исчез.

Шакал, подумал Станко, натягивая сапоги. Трус. Предатель.

Солнце поднималось, надо было отправляться в путь, а Станко все топтался, будто чего-то ждал, и все не мог выбрать, по которой из двух чуть заметных тропинок ему идти. Решился, прошел несколько шагов — и сразу понял, что возвращается, что проделывает в обратном порядке путь, по которому они с Илияшем пришли вчера.

Угрюмый и злой, Станко вернулся на полянку. Посмотрел на черный круг от костра — Илияш всегда маскировал такие отметины — и сжал зубы. Вытащил из ножен меч.

— Подходи, трус, — сказал он хрипло, обращаясь к одинокому кусту, так и затрепетавшему от страха. — Подходи, мерзавец. Тебе не спастись, слышишь?! Все равно не спастись!!

И меч заблистал, отражая солнце.

Он вращался все быстрее и быстрее, и пропал из глаз, и на его месте осталась только серебристая сетка, напоминающая крылышки стрекозы. Станко чувствовал каждую свою мышцу; вся его горечь и досада выливалась в это бешеное вращение, и куст перед ним побледнел, почуяв, что его ждет.

— Не спастись! Не уйти! Все равно! Все равно!

Станко сделал выпад и нанес первый удар. Куст вздрогнул, две толстые ветки, отсеченные с маху, повалились в траву. Станко не поленился тут же отразить воображаемый удар врага, а потом напал снова, одним ударом снеся с куста верхушку. Жалобно сыпались листья; шипел воздух, рассекаемый сталью, да тяжело дышал Станко:

— Подходи! Ближе!

Он не знал уже, кого крошит — предателя Илияша или самого ненавистного князя. Куст раскачивался, неся ужасные потери, землю вокруг него устилали отрубленные ветки, но Станко не остановился, пока пот не залил ему глаза.

Тогда он опустил меч; в глазах его стояли злые слезы, на месте пышного, зеленого куста остался теперь жалкий обрубок.

— Все равно, — сказал он упрямо. — Доберусь и…

— Эй, парень!

Станко обернулся, будто его ужалили.

Рядом стоял Илияш — в одной руке мешок, в другой — окровавленная тушка зайца. Штаны его были по колено в росе, а голубые глаза сверкали довольно и проницательно. Станко сразу отвернулся, чтобы скрыть предательские слезы — и глупую счастливую ухмылку.

Илияш обошел куст кругом:

— Да уж… Знавал я одного брадобрея, так тот тоже любил… Обкорнать… За что ты его, парень?

Станко буркнул, не поднимая головы:

— Ты… где был?

Илияш, похваляясь, подбросил тушку:

— Косого изловил… Съем вот… Тебя угощу, быть может. Да и дорога здесь раздваивается, как у змеюки язык, разведать не лишне…

Станко не знал, чего ему больше хочется — съездить проводнику по носу или расцеловать его. Илияш подошел ближе, склонил голову к плечу, пытаясь заглянуть Станко в глаза:

— А ты что… Плохое что-то подумал, да?

Станко досадливо плюнул и пошел за своим мешком, но Илияш не отставал, тянулся следом, с интересом выспрашивая:

— Подумал? Нет, скажи, о чем ты подумал!

Глаза его буравили и насмехались, и Станко, красный как рак, сам стыдился теперь своих мыслей.

С возвращением Илияша к Станко, в свою очередь, вернулось душевное равновесие. Шагая вслед за проводником, он чувствовал себя легко и надежно, хотя нет-нет да и корил себя за мрачную подозрительность.

Илияш, похоже, тоже пребывал в добром состоянии духа, до ушей Станко доносилась то одна, то другая песенка:

— Ти-ри-ри, та-ра-ра…Ми-илая, ми-илая,нынче ночка дли-инная…

Станко мечтательно улыбался. Они преодолели ловушки и засады, замок неотвратимо приближался, и неотвратимо приближалось возмездие. Улыбаясь, он не сразу заметил, что песенки Илияша почему-то стихли; Станко споткнулся и тогда только обнаружил с удивлением, что сам бормочет в такт шагам, как песню: