Василий Сахаров - Уркварт Ройхо

Далее этот день прошел как обычно, а вот следующий, начался с резкого подъема. Еще до рассвета меня разбудил Тайфари и в одних свободных штанах, перетянутых ремнем, я вылетел на замковый двор, где вместе с воинами графа сделал зарядку и обтерся свежим снежком. Затем оделся, посетил конюшню, выбрал лошадку поспокойней, и через полчаса впервые выехал за стены. Это заняло час времени, еще полчаса ушло на то, чтобы почистить лошадь, и двадцать минут на завтрак. Утро, явно, было бодрым.

После завтрака вместе с дядькой-учителем мы оказались в оружейной комнате. И какого оружия я там только не увидел. Мама моя родная! Одних мечей самых разных типов и видов было порядка семисот штук, а помимо них имелись тяжелые рапиры и даже пара тонких шпаг. А были еще копья и рогатины, луки и арбалеты, палицы и топоры, кинжалы, шестоперы, тяжелые метательные звезды, трезубцы и многое другое.

— Выбирай.

Произнес мой воспитатель, неразговорчивый и нелюдимый, но по какой-то причине, преданный Уркварту словно собака. При этом совершенно случайно, на автомате, он посмотрел на меч в простых деревянных ножнах, который находился не в связке и не на стене, а в стойке, немного в стороне. Это был широкий клинок сантиметров шестьдесят в длину с рукоятью оплетенной кожей, и он сильно напоминал римский пехотный меч, который кажется, назывался гладиус. Мне подумалось, что это оружие прежнего Уркварта. Я взял его, примерился к рукояти, почувствовал, что меч сидит в руках как влитой, и понял, что не ошибся, ранее клинок, действительно, принадлежал наследнику графа.

— Вот же, — вытаскивая клинок из ножен и, всматриваясь в чистую сталь, услышал я позади себя голос Тайфари, — колдовство и болезнь тебя памяти лишили, а руки сами к любимому оружию тянутся.

— Что это за меч? — спросил я дядьку.

— Пехотный корт для ближнего боя, стандартное оружие линейных имперских частей и егерей.

— Угу, — буркнул я, и все так же, не оборачиваясь, резко сменил тему и поинтересовался: — Гради, слушай, а как мы с тобой познакомились?

Тайфари шмыгнул носом.

— Это два с половиной года назад было, Уркварт, в твой тринадцатый день рождения. Ты тогда к папеньке в гости приезжал, и он тебя в полк взял. А там как раз меня плетьми наказывали, восьмой десяток ударов пошел.

— За что?

— В кости проигрался, пошел на преступление, и совершил воровство полкового имущества. Приговор двести плетей, а у нас больше чем сотню никто и никогда не выдерживал.

— И что дальше?

— Ты с коня бросился, и меня от палача собой прикрыли. Ну, господин граф сжалился надо мной, вспомнил, что я с ним десять лет по всей империи мотаюсь, и сказал, что дает мне второй шанс. С тех пор я рядом с тобой.

— Понятно.

Мы покинули арсенал, в котором я даже половины всех запасов не видел, оказались на тренировочном поле, и мне в руки, вместо меча, дали тяжелую палку. С этого началось мое обучение у дружинников, и мне пришлось попотеть, потому что воины графа подходили к делу ответственно и со всей серьезностью. Сначала разминка и силовой тренинг. Затем краткое объяснение того или иного приема или стойки. А после этого отработка ударов и защиты. И так несколько часов подряд. Обед. И снова все по новой до позднего вечера. И только в темноте я мог вернуться в свою комнату, помыться, переодеться в чистую одежду, поужинать, отдохнуть и послушать байки Тайфари, который рассказывал мне о мире Кама-Нио более подробно, чем маг.

Благородным людям что? У них своя жизнь, парят в поднебесье, со своими проблемами и заботами. Так что Ангус задевал лишь основные моменты имперской жизни. А такие вопросы как платежные средства, сельское хозяйство, придорожные трактиры, жизнь обычных людей, транспорт, почем в столице услуги проституток, сколько стоят рабы, и кто противники империи на востоке, юге и западе, его как-то не волновали. И именно от дядьки воспитателя, а не от мага я узнал, что существуют оборотни и вампиры, которые отнюдь не сказки, а реальность, хоть и редкая, а главная денежная единица империи это золотая монета иллир, которая стоит десять серебряных ниров, а один нир это сотня медных бонов. И всю эту информацию я впитывал как губка, крепко запоминал, перерабатывал, переосмысливал и подгонял под себя. Это было хорошо, поскольку информация — сила, и новые знания вселяли в меня некоторую дополнительную уверенность в завтрашнем дне, и заставляли активней заниматься и тренироваться.

Так я прожил до середины февраля, как он здесь называется, месяц нара. И сегодня впервые у меня был серьезный тренировочный спарринг с десятником Юнгом, одним из моих учителей. Естественно, я проиграл все три схватки из трех, и даже ни разу не дотянулся до сержанта, слишком тот опытен. Однако я выстоял, не сломался, удостоился похвалы ветеранов, и от этого был немножко собой горд. И уже в первых сумерках, приготовился к тому, что продолжу слушать истории дядьки.

Однако оказалось, что эта ночь для всего семейства Ройхо необычная — День Поминовения Предков. И вечером должно состояться посещения родового храма. Так что, поужинав, вместе с моими нечаянными братьями Айнуром и Трори, мы вышли на покрытый свежим снегом и освещенный масляными фонарями двор замка. Здесь мы присоединились к отцу, матери и сестрам. Глава рода Ройхо оглядел нас и улыбнулся в мою сторону. Но быстро вспомнил, что я не его настоящий сын и, снова став серьезным и хмурым.

Граф зашагал в сторону родового храма, расположенного в левом Приморском донжоне. Мы, конечно же, за ним следом. И через сотню метров, все вместе, Ройхо вошли в башню и, повернув от входа налево, оказались в теплом просторном помещении в форме квадрата, посреди которого стоял белый мраморный алтарь. Подле него, двумя полукружьями, горело два десятка свечей, а на стенах храма висело около сотни портретов. Это был своего рода зал славы графского рода, и раньше в этом месте мне бывать не доводилось. Поэтому я осматривал картинную галерею с неподдельным интересом, так как посмотреть было на что. И хотя я не мог сказать о себе, что являюсь ценителем живописи, тем не менее, сообразил, что картины написаны профессионалами высокого уровня, а не деревенскими мазилами. Видимо, память предков в замке чтили, и на портреты не скупились.

Квентин тем временем начал рассказ о делах древних Ройхо, и три часа подряд все мы внимали его красочной речи и откладывали на подкорку мозга каждое слово. Затем, когда он закончил, вся семья, и я в том числе, встала полукругом вокруг алтаря, и хором произнесла слова, придуманные еще третьим графом Ройхо. Все присутствующие говорили, а я повторял за ними:

— Слава Вам, предки наши! Мы ветви Вашего Рода, пришли почтить Вас, ибо помним о делах Ваших славных и о том, кто мы есть в этом мире! Благодарим Вас за жизнь и надеемся на то, что сейчас из мира мертвых, Вы смотрите на нас с одобрением! Храните наш очаг и благословите своих потомков!