Сергей Рощин - Рождение патриарха

Когда я дошел до центра миниатюрного зала, какой-то бугай вспомнил, что чужаки, шастающие по городу, это непорядок, тем более чужаки, выглядящие как люди. Впрочем, я только догадываюсь, что он вспомнил, мне сейчас не до чтения чужих мыслей. Так вот, он вспомнил и рванул ко мне, замахиваясь топором, огласив пространство чем-то невразумительным, но явно ругательным.

В последний момент я сместился чуть в сторону и пробил ему череп в районе виска, погрузив пальцы в мозг на пять — семь сантиметров. Постояв так секунду для большего эффекта, выдернул руку и, слегка улыбаясь, слизнул несколько капель крови, демонстрируя верхние клыки. Обведя пристальным взглядом шокированную толпу и давая всем хорошо разглядеть цвет моих глаз, я оскалился чуть сильнее и спокойно поинтересовался:

— Ну что, есть еще герои-самоубийцы?

Таковых, естественно, не нашлось, о чем свидетельствовало активное мотание головами, совмещенное с пока медленными попытками отодвинутся от меня подальше.

Моя улыбка стала еще шире, три быстрых шага вперед, визг схваченного за шкирку гоблина и шарахнувшиеся от меня орки. Я поднял гоблина на уровень глаз и заставил встретиться со мной взглядом. Легкий ментальный удар — и визг коротышки обрывается сиплым вдохом, а сам он повисает в моей руке безвольной куклой, не в силах разорвать зрительный контакт.

— Веди в племя Равшай, быстро, — холодно скомандовал я, разжимая кулак.

Гоблин шлепнулся на пол, но сразу подскочил и начал показывать дорогу. Препятствовать мне никто не решился.

Боль резанула по вискам, изо рта вырвался сдавленный стон. Проклятье… и это магия? Да это же хуже инквизиторских пыток!

— В чем дело, Фобос? — Рунг выглядел крайне удивленным, и было от чего: заклинание у меня получилось отлично, и с первого раза, но вот последствия… Пока я готовил его, все было хорошо, оно надежно повисло в памяти, только залей конструкцию энергией и сразу получишь эффект. Но когда я это сделал, по мозгам как будто напильником прошлись, заклинание было напрочь стерто из памяти. И не только заготовленная конструкция, которая, собственно, в памяти находится весьма условно, так только говорить принято, а на самом деле подвешенные чары ощущаются как какая-то деталь одежды или вещь, лежащая в кармане, — только достать и использовать. Но что куда более важно — сама формула, схема, по которой его можно заново подготовить. Я не мог вспомнить ни одного элемента, ни одного звука или жеста, и это при моей-то абсолютной памяти! Не знаю точно причину: либо мозг у меня получился больно хороший, либо псионические способности помогли, но в этом мире я мог запомнить все в мельчайших деталях и с одного взгляда.

И это было очень странно. То, что заготовка исчезает, было нормально и естественно, в конце концов, это просто заранее сотворенное заклинание, отложенное до востребования. Оно и должно исчезать после применения, но почему пропадают знания? Или это я один такой везучий?

— Уже все в порядке, после использования заготовки заклинание стерлось из памяти, и это вызвало сильную боль.

— Чушь! Формы всегда стираются из памяти, ты же их используешь, но никто никакой боли никогда не чувствовал.

Безапелляционность ответа Рунга меня даже слегка позабавила. Старый орк был умен, даже очень, и не только для своего народа, но при этом был чрезвычайно упертым, иной раз у меня складывалось впечатление, что, явись ему сам Груумш Одноглазый и заяви что-нибудь входящее в противоречие с его мировоззрением, Рунг и с ним бы начал спорить, при этом не стесняясь в выражениях. Про то, какую словесную баталию мне пришлось выдержать, дабы убедить упрямого шамана взять меня в ученики, и вспоминать-то страшно, скажу только, что очень ошибался: гоблинский язык при должном умении может передавать таку-у-у-ю гамму чувств и эмоций…

— Я говорю не о заготовке, я забыл описание, текст и набор жестов, — вздохнул я, массируя виски.

— А-а-а… Вот ты о чем, — протянул Рунг, почесывая подбородок. — Ну, это бывает довольно часто. Собственно, именно по этой причине волшебники так пекутся о своих книгах. Но никакой боли быть не должно. Ты просто что-то не так сделал; практикуйся, пока не получится.

Хмыкнув, я взял потертый блокнот, который носил гордое название «книга заклинаний» и недавно был мне торжественно вручен Рунгом, и погрузился в чтение. Блокнотик, как я понял, был его трофеем из далекой молодости и ранее принадлежал какому-то молодому магу, которому, в свою очередь, не повезло пересечься с моим учителем. Дело было давно, и, кем был неизвестный маг, уже сам Рунг особо не помнил, старый шаман на мой вопрос только и буркнул, что, мол, нефиг столбом стоять, когда в тебя топор летит. На чем, собственно, выяснение биографии прежнего владельца и закончилось. Запоминание заклинаний для меня было действием практически элементарным; как я уже говорил, память у меня была абсолютной, когда я этого хотел. Закончив подготовку, я торжественно изрек зубодробительное сочетание звуков, и горка щепок под моей вытянутой рукой, долженствующая изображать дрова, была охвачена языками магического огня — одно из простейших бытовых заклинаний. В этот раз я не стал подвешивать заклинание, а сразу напитал его силой. Я ждал боли, но все равно оказался не готов, она была раза в три сильнее, чем в прошлый раз, однако от стона я воздержался, только глаза зажмурил на минуту и стиснул зубы. Хорошо, они у меня были крепкими; сомневаюсь, что обычные человеческие выдержали бы такое давление.

Однако я разозлился — не до умопомрачения, а так, как злятся, когда что-то не получается. Злость была сильно сдобрена любопытством, добавить сюда природное упрямство, и на выходе получаем три часа, проведенные в духе самого извращенного мазохизма.

Эксперименты с различными простейшими чарами из книжечки показали, что боль возникает в результате сопротивления моей памяти в момент стирания из оной заклинания. Попытка перетерпеть боль, но не забыть формулу привела к потере сознания, а заклинание я все равно забыл. В сознание меня привел Рунг, не шибко при этом церемонясь. Он меня с чувством попинал, не сильно, конечно, кому нужен разъяренный вампир? Так только, чтобы в сознание привести, однако было видно, что процесс ему понравился, даже заготовленную тираду о нерадивости и хилости ученика, не способного и пару минут практики выдержать, озвучивать не стал. Похоже, пинал он меня долго, гад зеленомордый, небось всю одежду испачкал, то-то рожа такая довольная.

В следующий раз я очень внимательно следил за поведением магических энергий во время действия чар. Это был какой-то механизм, намеренно воздействующий на память. Хорошо, что я мог видеть собственную энергооболочку и все процессы, протекающие в ней, иначе ничего бы так и не понял. Воздействие происходило из самого магического фона, когда заклинание начинало действовать; фон каким-то образом, используя заклинание как связующую нить, атаковал мою память. Мне удалось рассмотреть этот процесс и даже придумать способ противодействия.