Михаил Михеев - Охота на невесту 2

Когда вернулся Прим, все были уже такие праздничные, что он сначала даже растерялся, но пару раз вдохнув сладковатый дымок, тоже проникся всеобщим ликованием. Под нестройные вопли и бряцание чего-то струнного (музыканту грозились надеть инструмент на шею вместо шейного платка, на что обиженный Адрис отвечал, что талант всегда осмеян всякими бездарями, а Корбин, обняв его за плечи, провокационно спрашивал – может, и певец кого-то не устраивает?!) Прим с самым серьёзным видом лихо отплясывал на столе среди посуды танец гордого горного народа, зажав в зубах катану Джурайи. И как, спрашивается, удержал? Клинок-то не самый легкий. Хозяйка холодного оружия, утирая слёзы, хохотала, сидя на ковре и повторяя одну фразу "Только не поцарапай!", на что Прим каждый раз сверкал на неё глазами, шевеля бровями в разные стороны, независимо друг от друга. Карина с Конелиусом рассуждали о проблемах миграции хомяков в Диких Пустошах, причём Корнелиус уже который раз повторял: "Кара миа, ты такая умная!!!". Веллер сосредоточенно опустошал блюдо за блюдом, не выражая на лице ни одной эмоции.

Корбин неожиданно подошёл к Джурайе, присел перед ней на корточки и, сверля её пылающим взглядом, сказал:

– Если бы ты была мужиком, я бы тебя сразу убил… Как только бы ранг получила – вот и сразу бы, чес-слово.

– Извини, я не могу быть мужиком! – опять покатилась со смеху Джурайя.

– А теперь, когда ты станешь магом, я вызову тебя на поединок! – изрёк Корбин. – И всыплю так, что на задницу неделю не сядешь.

– А чё ждать? – загорелись глаза у Джурайи. – Давай сейчас! Я тебе моё Белое Пламя покажу! Классный клинок, слушается… иногда… – и она опять прыснула в ладонь.

– Я тебя сейчас и без магии уложу. Пошли в мою комнату, туда никто не зайдёт, – хорохорился Корбин, краем сознания отмечая, как двусмысленно звучат его слова, но второй смысл всё ещё ускользал из его затуманенного разума.

Джурайя легко подскочила, чуть не упав обратно. Корбин подхватил её под руку. Так они и вошли в его комнату, пошатываясь и опираясь друг на друга.

– Ну, теперь вставай в позу… тьфу, в позицию…

Джурайя встала напротив в боевую стойку, подняв за спиной одну руку, а другую выставив перед собой и сделала пальцами приглашающий жест. Корбин хотел схватить её за наглую конечность, но почему-то промазал. Джурайя крутанулась на месте, резко подсекая ноги противника. Инстинктивно уйдя от подсечки, он всё же изловил вертлявую девчонку поперёк живота. Что он хотел сделать дальше совершенно вылетело из его головы, потому что сейчас, лицом к лицу, он стоял с самой, как ему показалось, красивой женщиной в мире…

…Джурайя проснулась от дикой головной боли. В глазах двоилось, во рту было ощущение, будто все кошки Альдерры устроили там туалет. Её изрядно мутило. Комната вокруг была явно НЕ ЕЁ… С трудом сфокусировав взгляд она повернула голову и увидела рядом тело. Тело лежало, зарывшись в подушку лицом, но стянутые кожаным шнурком на затылке русые волосы выдавали Корбина. Джурайя скосила глаза вниз и облегчённо вздохнула – одежда была на месте. Память возвращалась какими-то отрывками. Она отчётливо помнила, как начинался их дурацкий поединок, и что в какой-то момент оба забыли зачем пришли… Чёртов Веллер со своими палочками… – так думала Джурайя, пробираясь к своей комнате. Стояло раннее серое утро, вокруг царила тишина и у неё был шанс проскользнуть к себе незамеченной…

Возле двери её комнаты стоял Корнелиус и двое незнакомых… людей? Женщина (одним из незнакомцев была явно женщина) обречённо махнула рукой и сказала странную фразу:

– Вся в Шалопая…

Мужчина – второй незнакомец – неуверенно произнёс:

– Дорогая, ты слишком драматизируешь, всё же в ней есть половина и эльфийской крови…

Корнелиус, сохраняя внешнее спокойствие, выдавил:

– Джуня, мы с твоими бабушкой и дедушкой ждём тебя в моём кабинете…

…Корбин проснулся в состянии тяжолого похмелья и частичной амнезии около полудня. Память подсовывала ему странные картины и ощущения: горящие глаза напротив… тонкое, сильное девичье тело под его ладонями… Корбин недоверчиво осмотрел комнату – ничего не выдавало присутствия этой ночью здесь… Джурайи?! Нет, не может быть… Приснится же такое… Чертов Веллер со своими палочками…

Глава 3

Да уж, воистину, как этот проклятый праздник встретишь – так потом весь год и проведешь. Это что же получается? Два варианта: или в полубессознательном состоянии, или как сейчас вот, мучаясь тошнотой, головной болью и всеми прочими прелестями похмелья в смеси с отходняком от дурмана. И, главное, стандартное заклинание от похмелья ничуть не помогает. Веллер – идиот, притащил курительные палочки из храма Волосолапа, бога-паука… Абсолютно безобидное божество, и столь же бесполезное, покровительствует песням и пляскам. М-да, вот потому-то его жрецы и практикуют у себя в храме эти курительные палочки на дурман-траве, да еще столь разрушительной силы. Это ведь, действительно, только по укурке можно вообразить, что та тварь, статуя которой стоит у входе в храм, может вообще хоть чему-то покровительствовать. Угораздило же Веллера стибрить эту отраву именно там… Надо будет всерьез заняться учеником, а то что-то нездоровые увлечения у него в последнее время появились. И ведь, главное, он, Корбин, когда аромат унюхал, начал было соображать, что за дрянь Веллер принес, даже хотел выкинуть их, но сладкий, обволакивающий мозг запах лег на уже затуманенные игристым вином мозги чуть раньше, чем мысли дошли до спинного мозга… А потом было уже просто весело, и совершенно не соображалось, что он делает. Дальше память подбрасывала какие-то обрывки, совершенно, казалось бы, не связанные между собой.

Прим, танцующий на столе. Ну, в принципе, ничего удивительного. Наш аскет и не на такие выходки способен, это он с виду тихоня, но иногда, если слетает с тормозов, может учудить и что-нибудь похлеще. И катана в зубах… Ну и зубы у человека! А откуда катана? Ну да, Джурайино старье. Все хотел ей подарить нормальное оружие, обещал, а потом и не до того стало. Надо будет все-таки подарить, а то у него эта железяка только висит на стене без толку.

Адрис играет, а он, Корбин, поет… Мама, роди меня обратно! Встретились две бездарности.

Корнелиус о чем-то шепчется с Кариной. Это при том, что он, как казалось Корбину, относится к ней не то, чтобы настороженно, а, скорее, малость пренебрежительно – ровней своему сыну он ее, похоже, не считает. Если быть до конца честным, Корбин был с ним в этом согласен – провинциальная вдовушка и знаменитость международного масштаба… Хотя Прим, вроде, пока что вполне счастлив, так что пусть его.