Александр Прозоров - Повелитель снов

На верхних ступенях его встретил чернобородый боярин в шитой серебром тафье и алой суконной ферязи, отделанной шелковыми шнурами, низко поклонился, приложив руку к груди:

— Здрав будь, князь Андрей Васильевич. Князь Владимир Андреевич рад гостю такому почетному. Милости просим в наши палаты.

Зверев недовольно поморщился, но кивнул, вошел в двери вслед за посыльным, вместе с ним одолел лестницу на третье жилье, миновал короткий коридор и ступил в залу, у дальней стены которой в кресле с высокой спинкой сидел наряженный в соболью шубу и меховую тафью с крестом на макушке мальчонка лет пятнадцати, не больше. Андрей мгновенно вспомнил заговор, разоблаченный им три года назад. Атаку псковских наемников, признания взятых в плен душегубов. Тогда тоже всплывало имя князя Владимира Старицкого. Но если князю сейчас всего пятнадцать лет, то сколько было тогда? Двенадцать? Что мог затеять он в таком возрасте, что придумать, что организовать?

— Долгие лета тебе, князь Андрей Васильевич, — низко склонил голову остроносый боярин, стоявший слева от кресла. — Князь Старицкий рад видеть тебя в добром здравии. Что за дела неотложные привели тебя к нашему порогу?

Зверев понял, что ему хамят. Хамят нагло, обдуманно и намеренно, пытаясь вывести из себя, заставить совершить во гневе глупость или просто развернуться и покинуть враждебный дом.

Если то, что хозяин не вышел встретить к порогу гостя, еще можно было извинить, объяснить какой-то неотложной надобностью — то как оправдать разговор через боярина, словно хозяин дома наголову старше гостя и считает общение напрямую ниже своего достоинства? Князь Сакульский здесь ведь не проситель — он равный в доме равного. Такого гостя положено на одной ступени встретить, к столу позвать, лично заботами последними, семьей и родичами поинтересоваться. Люб не люб — а обнять гостя, приветить. Владимир же Старицкий явно искал ссоры. Хотя чего мог хотеть мальчишка, едва перешагнувший порог зрелости? Тут присутствовали иные силы и иные интересы. А потому обижаться Андрею было пока рано. Следовало узнать хоть что-нибудь, найти хоть какую зацепку.

— Красивая роспись… — Зверев сошел с отведенного ему места просителя и двинулся по залу, разглядывая яркую роспись на белой штукатурке, что опускалась до самого пола. — Это, вижу, розы, тюльпаны, лилии… О, дракон. Забавно, мыслю, стоять на приеме бок о бок с желтым драконом. А это кто? Лев? Гепард? Пантера? Американский таракан?

— Это… Это лев… — ответил боярин.

— Тогда откуда у него такие усы, Владимир Андреевич? Да еще столько лап? Их пять, или шесть?

— Их там четыре, — громко ответил от кресла остроносый боярин.

— Да ну? А это что? А это?

Сойти со своего места бояре не могли, иначе бы разрушили подготовленную репризу с приемом просителя. Слушать, отвечать, смотреть через плечо — это ведь уже обычный разговор получится. Однако заставить Андрея играть по своим правилам они тоже не могли. И силу ведь к князю Сакульскому не применишь, и никакой особой нужды во Владимире Андреевиче гость не испытывает, чтобы добровольно приличия соблюдать.

— Хорошо расписано, мастерски. — Зверев никаких грубых слов не произносил: очень надо повод для обиды давать. — Просто завидно. Подскажешь, княже, где артель такую умелую нанял?

— То не я, то отец палаты гостевые расписывал, — неожиданно сболтнул мальчишка. — Весен десять тому…

— Но коли тебе надобно, Андрей Васильевич, — моментально пресек беседу остроносый, — то артель мы найти можем. Новгородцы работали, мастера все те же в ней остались.

— А прослышал я, Владимир Андреевич, — пройдя вдоль стены, остановился в шаге перед боярином Зверев, — интерес у тебя возник ко мне лично и к княжеству моему. Про честность мою люди подозрительные слухи собирали, про отношения мои с государем.

— Человек ты в наших землях новый, — и не подумал отводить взгляд остроносый, — незнакомый. Знать надобно Господину Великому Новгороду, кто в землях его поселяется, что за помыслы обитатель свежий имеет.

— Правда ли это, князь Владимир? — перевел взгляд на мальчишку Андрей. — Что в помыслах тебе моих, княже?

— Ты, Андрей Васильевич, с литовского порубежья боярин, — неожиданно ответил на прямой вопрос хозяин подворья. — Родич близкий князя Друцкого. Тебе, мыслим, надлежит и мысли общие для дворян европейских иметь.

— Согласен, — тут же кивнул Зверев. — Это про непротивление злу и права человека?

— Про вольности бояр, государю своему честно служащих, — вскинул подбородок мальчишка. — Разве дело это, коли смерды простые пред судом и государем права равные с древними боярскими родами имеют, коли бросать своих господ в любой год могут или детей своих в города али иные земли отсылать по прихоти своей способны, имения безлюдя? Разве дело это, коли с людьми ратными, живот свой за отчину кладущими, простые смерды равняются? Они ведь, крестьяне безродные, никакого иного дела, окромя приплода и урожая, не дают, умом и пользой от коров и лошадей не отличны. Так почему бояре родовитые с ними равняться должны, прихотям их угождать, отчего достаток наш, княжеский, от потакания смердам зависит? Во всем честном мире крестьяне от рождения к земле господской привязаны и суду дворянскому, а не общему подчинены. Почему же у нас, на Руси порядки иные насаждаются? Вольный боярин и послушный ему смерд — вот закон, ведущий все королевства к силе и процветанию!

— Кое о чем ты забыл, княже, — улыбнулся Андрей, переходя к креслу хозяина дома. — Ты забыл о святости и благословении Господнем. Помнишь, чем отличается Русь от стран востока и стран заката? Русская земля святая, она не рождает рабов. Стоит уравнять нашу землю и злобную Европу, подчинить их общим законам, сделать людей русских от рождения прикованными к уделу своему рабскими цепями — и Русь наша тут же потеряет святость. Станет шальной и бесхребетной, как та же Польша или Германия.

— А ты знаешь, князь, какие вольности имеют польские шляхтичи или немецкие бароны? — вмешался в разговор остроносый боярин.

— А ты знаешь, — повернул к нему голову Андрей, — что ни Германии, ни Польши скоро в природе не останется? Сгинут, рассыплются, поделены будут меж приличными соседями?

— Откуда ты сие знать можешь, Андрей Васильевич? — удивился боярин.

— Нутром чувствую… — Зверев понял, что брякнул лишнее, и решил свернуть разговор, пока не всплыло еще что постороннее. — Прости, княже, у тебя тут что-то темное… — И прежде чем дворня успела отреагировать, он вытянул руку и легонько провел ногтем у мальчишки по носу: — Соринка какая-то… Ну рад был видеть тебя, Владимир Андреевич. Надеюсь, мы еще подружимся…