Юлия Шолох - Отступники

— Отдохни… когда проснешься, я приду и мы поговорим.

Медсестра вносила в открытую дверь поднос с едой. Аромат неожиданно вызвал аппетит, Илия съела все, что ей принесли и тут же уснула.

Никон ушел не сразу, сидел рядом и задумчиво рассматривал измененным зрением ее силовую оболочку.

Утро началось с завтрака, принесенного все той же медсестрой. Или с ужина? Илия не знала, так как ни часов, ни окон в помещении не было. От кровати на серебряном полу лежала легкая тень, от которой почему-то было невозможно отвести глаз.

Когда она доела, к ней явилось сразу трое посетителей — декан, Никон и… отец.

Илия снова плакала, прижимаясь к его пиджаку, пахнувшему чем-то таким родным, что сердце сразу щемило и слезы лились сами собой.

— Я тут, — неловко гладил ее отец по спине, — я с тобой, все наладиться.

Когда ей удалось успокоиться, отец сел рядом, держа за руку и магистр посвятил Илия в суть происходящего.

— Удалось выяснить, — Никон смотрел с жалостью и немного виновато, — что в этот раз демон нам попался… не совсем обычный. Что он сам отозвался на вызов, заменив собой другого, попавшего под наше притяжение. Таких инцидентов раньше не бывало… Никогда о подобном добровольном обмене не слышал! Я понимаю, от этого не легче… происшедшее еще долго придется изучать. Но сейчас дело в тебе.

Илия крепко вцепилась в отца, прижимаясь к нему щекой.

— Он оставил на тебе какую-то метку… привязку. На твоей ауре странный нарост темной силы… Понимаешь?

Она всхлипнула.

— Пока мы не знаем, что это такое и как этот нарост удалить. И не знаем, как он на тебя может повлиять. Потому тебе безопаснее побыть здесь, под присмотром.

По тому, как отвел глаза декан, стало понятно, что подобная изоляция требуется далеко не для ее безопасности. Впрочем, они были правы, рисковать остальными студентами… Только вот сидеть взаперти придется именно ей. За что?

— Пока постарайся успокоится, придешь в себя — начнем пробовать выпутать темную энергию из твоей силовой оболочки. Пока тебе принесут книги, рукоделие, рисование… чем ты занимаешь, когда скучно? Все будет хорошо.

Чем занимаешься? Общением с друзьями, танцами в таверне и наследником! Это все ей могут принести? Илии хотелось закатить истерику, но она понимала, что бесполезно. Тем более стыдно, ведь папа рядом…

— За дверью всегда будет дежурить медсестра. Ей велено передавать все твои просьбы и новости. Если почувствуешь необычное влияние или… желания, не тяни, сразу ей говори, это может оказаться очень важно. Ну что же, мы не будем терять времени, да и вам мешать, отправимся решать, как тебе помочь… Ты… Держись, в общем.

Магистр ласково улыбнулся и они с деканом ушли. Отец оставался еще примерно полчаса, с неестественным воодушевлением рассказал домашние новости, старался не напоминать о происходящем и перед уходом крепко обнял.

— Мама сказала, ты отлично со всем справишься… Единственное, что тебе никогда не удастся… так это получить Лесную картину раньше сестры!

И, довольно улыбаясь, сам закрыл за собой дверь.

Илия пренебрежительно фыркнула закрытой двери, но привычная с детства лихорадочная веселость, возникающая при воспоминании картины все же сделала настоящее немного терпимей. Да уж, холст совершено точно получит Марисель… Спор начался еще в раннем детстве, когда каждая из сестер пожелала, чтобы лесной пейзаж из кабинета отца переселился в их комнату. Но отец твердо заявил, что эта картина ему очень дорога и, рассматривая заснеженный лес и усевшейся в сугробах домик он ощущает тишину и покой. Картина действительно была сказочной, хотя и считалось, что ее писали с натуры. Однако, когда Илия любовалась снегом, пушистым и мягким, ей жутко хотелось туда попасть и пощупать его руками. Как и Марисель.

В общем, споры закончились, когда отец пообещал, что расстанется с Лесной картиной только при следующем условии — отдаст ее в подарок дочери, что выйдет замуж первой. Сестры смирились и успокоились, втихаря подсчитав, что в ближайшие лет десять полотно им все равно не видать.

С тех пор, конечно, многое изменилось и шутка про картину стала просто одной из семейных историй. Да… судя по всему Марисель все-таки получит холст. Но сейчас Илия была этому даже рада — сестра сможет позаботится о папином подарке куда лучше нее.

В обед Илия опять все съела. Потом пыталась подумать о чем-то хорошем, но перед глазами стоял только зимний лес, который теперь казался темным, ледяным и вызывал только тоску. Выдержав всего полчала, попросила у медсестры снотворного, решив, что лучше просто спать.

Проснувшись, нашла у двери корзину лилий, на этот раз белоснежных.

'Я лично прослежу, чтобы сделали все возможное', гласило короткое письмо без подписи. Ненадолго букет даже поднял ей настроение.

Два дня прошло в жуткой скуке. Посетителей к ней не пускали, кроме того, даже записки и магическое зеркало не разрешили. Запретили также пользоваться магией.

На третий день пропал аппетит, да и спать больше совершенно не хотелось.

За день Илия съела только яблоко и с кровати почти не вставала. Все пыталась почувствовать изменение силовой оболочки, но пробовать магию ей было нельзя, а по-другому установить, что изменилось, она не могла. Ничего необычного не ощущала.

Долго пыталась медитировать, пробуя настроить зрение нужным образом, чтобы увидеть собственное яйцо. Бесполезно.

Отказавшись от ужина, с головой накрылась одеялом, хотя спать не хотелось. Но сидеть под ярким светом и пялится на одинаковые пластины зеронита, которые уже глаза намозолили, тоже никакого желания не было.

Неожиданно зачесалось запястье, в том месте, где схватился демон. Он поморщилась, но чесаться стало еще сильнее. А потом, внезапно — обожгло резкой болью.

Вскочив, Илия ухватилась за руку и увидела, что сквозь кожу на запястье быстро проступает кровь. Почти мгновенно капли стали такого размера, что слились друг с другом и тонкой струйкой потекли вниз.

Уже крича, она видела распахивающуюся дверь и перепуганное лицо медсестры за ней.

Потом за руку дернули, так резко, что чуть не вырвали из сустава. Илия падала, комната перед ней завертелась, почернела, скорчилась, словно была картинкой, охваченной огнем и рухнула вниз.

Мгновенный холод сменился палящим жаром, а после не стало вообще ничего — только шевелящаяся вокруг чернота, в которой скользили синие тончайшие нити, с усилием раздвигаясь перед ней, словно освобождая дорогу. Последний рывок — и нити разлетелись, оставив только темную стену.

Довольно быстро чернота перед глазами рассеялась. Под ногами оказался твердый пол и рука больше совершенно не болела. Такой же яркий искусственный свет, как в ее комнате, бил откуда-то сверху, оглядев руку, Илия увидела, что уже все в порядке, новой крови не выступало.