Джордж Мартин - Буря мечей

Их разделяло теперь меньше двадцати ярдов, и лучники вряд ли могли промахнуться, но как только они подняли свои длинные луки, на них обрушился сверху каменный град. Мелкие камни, стуча по палубе и по шлемам, сыпались в воду. Те, кто успел сообразить, в чем дело, задрали головы, и тут от верхушки утеса отделился валун с корову величиной. Сир Робин вскрикнул в испуге. Камень, кувыркаясь в воздухе, задел за выступ утеса и разломился надвое. Более крупный кусок сокрушил мачту вместе с парусом, скинул за борт двух лучников и сломал ногу гребцу. Быстрота, с которой галея стала наполняться водой, позволяла предположить, что второй обломок пробил ей корпус, лучники барахтались в реке под громкие вопли гребца, плавать они, по всей видимости, не умели. Джейме расхохотался.

Когда лодка вышла из протоки, галея пошла ко дну среди водоворотов и коряг, и Джейме Ланнистер решил, что боги на его стороне. Сиру Робину с его проклятущими лучниками придется тащиться в Риверран пешком, и от женщины он, Джейме, тоже благополучно избавился, лучшего и желать нельзя. Вот только от цепей освободиться…

Он поднял голову, услышав оклик Клеоса. Бриенна шла по скалистому берегу, намного опередив их, — она срезала угол, пока они огибали очередной мыс. Когда она прыгнула со скалы в воду, у нее это вышло почти грациозно. Нехорошо было бы надеяться, что она расшибет себе голову о камень. Клеос направил лодку к ней. Хорошо, что весло все еще в руках у Джейме. Размахнуться как следует, когда она подплывет, — и он отделается от нее навсегда.

Вместо этого он неожиданно для себя протянул весло ей. Бриенна ухватилась за него, и Джейме втянул ее в лодку. Вода текла с нее ручьями. Мокрая она еще безобразнее — кто бы мог подумать, что такое возможно?

— Ох и глупа же ты, женщина, — сказал он ей. — А если б мы уплыли без тебя? Или ты полагалась на мою благодарность?

— В твоей благодарности я не нуждаюсь, Цареубийца. Я дала клятву доставить тебя в Королевскую Гавань.

— И всерьез намерена ее сдержать? — Джейме ослепительно улыбнулся. — Чудеса, да и только.

Кейтилин

Сир Десмонд Грелл служил дому Талли всю свою жизнь.

Он был оруженосцем, когда Кейтилин появилась на свет, рыцарем, когда она училась ходить, ездить верхом и плавать, а ко дню ее свадьбы стал мастером над оружием. Он видел, как маленькая Кошечка лорда Хостера становится взрослой девушкой и супругой знатного лорда, — а теперь ему довелось увидеть, как она стала изменницей.

Ее брат Эдмар, выступив в поход, назначил сира Десмонда кастеляном замка, и судить Кейтилин за ее преступление тоже входило в его обязанности. Для храбрости он прихватил с собой отцовского стюарда, унылого Утерайдса Уэйна. Теперь они оба стояли и смотрели на нее — дородный, краснолицый, сконфуженный сир Десмонд и серьезный, худой, меланхолический Уэйн. Каждый ждал, чтобы заговорил другой. «Они всю жизнь посвятили моему отцу, а я в награду покрыла их позором», — устало подумала Кейтилин.

— Ваши сыновья, — сказал наконец сир Десмонд. — Мейстер Виман рассказал нам. Бедные дети. Это ужасно. Ужасно. И все же…

— Мы разделяем ваше горе, миледи, — сказал Уэйн. — Весь Риверран скорбит вместе с вами, но…

— Подобное известие должно было лишить мать рассудка, — прервал сир Десмонд, — люди это поймут. Вы не знали…

— Знала, — твердо ответила Кейтилин. — Я прекрасно понимала, что делаю, и знала, что это измена. Если вы меня не накажете, люди сочтут, что я действовала в сговоре с вами. Между тем вина моя и только моя, и отвечать я должна одна. Наденьте на меня опроставшиеся цепи Цареубийцы, если посчитаете нужным, и я приму эти оковы с гордостью.

— Заковать? — Одно это слово повергло бедного сира Десмонда в ужас. — Мать короля, дочь моего лорда? Невозможно.

— Быть может, — вставил стюард, — миледи согласится не покидать своих покоев до возвращения сира Эдмара. Побудет в уединении, молясь за своих убиенных сыновей?

— Да, заточение, — подтвердил сир Десмонд. — Заточение в башне — это вполне приличествует случаю.

— Если я должна находиться в заточении, то заточите меня в покоях отца, чтобы я провела с ним его последние дни.

— Прекрасно, — пораздумав, сказал сир Десмонд. — У вас не будет недостатка в удобствах и учтивом обхождении, однако выходить вам нельзя. Септу вы можете посещать, когда необходимо, но все остальное время должны проводить в покоях лорда Хостера вплоть до возвращения лорда Эдмара.

— Как скажете. — Брат ее не может называться лордом, пока отец жив, но Кейтилин не стала поправлять старика. — Приставьте ко мне стражу, если нужно, но я даю слово, что не стану пытаться бежать.

Сир Десмонд кивнул и вышел, явно радуясь, что покончил со своей неприятной задачей, но печальный Утерайдс Уэйн задержался еще ненадолго.

— Вы допустили тяжкую провинность, миледи, и притом напрасно. Сир Десмонд послал сира Робина привезти назад Цареубийцу… или, на худой конец, его голову.

Кейтилин ничего иного и не ждала. Да придаст Воин силы твоей деснице, Бриенна. Она сама сделала все, что могла, и ей оставалось только надеяться.

Ее вещи перенесли в отцовскую опочивальню, где стояла большая кровать под балдахином, в которой Кейтилин родилась, со столбиками в виде прыгающих форелей. Сам отец лежал теперь на полпролета ниже, в своей горнице, лицом к треугольному балкону, выходящему на его любимые реки.

Лорд Хостер спал, когда Серсея вошла к нему. Она постояла на балконе, опершись рукой на каменные перила. Быстрая Камнегонка под самым замком впадала в быстрый Красный Зубец, и видно было далеко по его течению. Если с востока покажется полосатый парус — значит сир Робин возвращается. Сейчас река была пуста. Кейтилин, возблагодарив за это богов, вернулась в комнату и села рядом с отцом.

Неизвестно, сознает ли лорд Хостер, что она здесь, и находит ли он в этом какое-то утешение, но ей хорошо подле него. «Что сказал бы ты, узнав о моем преступлении, отец? Сделал бы ты то же самое, если бы в руки врага попали мы с Лизой? Или ты тоже осудил бы меня, сочтя обезумевшей от горя матерью?»

В этой комнате стоял запах смерти — сладковатый, тяжелый и прилипчивый. Он напоминал ей о сыновьях, которых она потеряла, о милом Бране и малютке Риконе, убитых Теоном Грейджоем, бывшим воспитанником Неда. По Неду она горевала до сих пор и всегда будет горевать, но отнять у нее еще и детей…

— Это чудовищно — потерять ребенка, — прошептала она — больше себе, чем отцу.

Лорд Хостер открыл глаза и прошелестел:

— Ромашка…

Он не узнал ее. Кейтилин уже привыкла, что он принимает ее то за мать, то за сестру Лизу, но имени «Ромашка» она еще не слыхала.