Анджей Сапковский - Меч Предназначения

— Что ж, мы встретились, — тихо сказала она. — Не надо выставлять себя на посмешище. Сохраним лицо. Прикинемся хорошими знакомыми. Но не ошибись, Геральт. Между нами уже нет ничего. Ничего, понимаешь? И радуйся, ибо это означает, что я уже отказалась от некоторых проектов, еще совсем недавно касавшихся тебя. Однако отсюда вовсе не следует, что простила. Я тебя никогда не прощу, ведьмак. Никогда.

Она резко повернулась, схватила ушат, расплескивая воду, и ушла за воз.

Геральт отогнал бренчавшего над ухом комара и медленно пошел к костру, у которого в этот момент редкими хлопками награждали выступление Лютика. Он посмотрел на темно-синее небо по-над черной пилой вершин. Хотелось смеяться. Неведомо чему.

— Эй, там, осторожней! Следите! — крикнул Богольт, оборачиваясь на козлах назад, к колонне. — Ближе к скале! Следите!

Возы катились, подскакивая на камнях. Возницы ругались, хлестали лошадей кнутами, наклонившись, беспокойно следили, достаточно ли далеко колеса проходят от края каньона, вдоль которого бежала узкая, неровная дорога. Внизу, на дне пропасти, белой пеной среди валунов бурлила река Браа.

Геральт придержал коня, прижимаясь к каменной стене, покрытой редким коричневым мхом и белым налетом, напоминающим лишайник. Он дал фургону рубайл опередить себя. От головы приплелся Живодер, ведущий колонну совместно с разведчиками из Голополья.

— Добро! — крикнул он. — Двигайтесь скорее. Дальше просторней!

Король Недамир и Гилленстерн, оба верхом, в сопровождении нескольких конных лучников, поравнялись с Геральтом. Следом за ними громыхали по камням телеги королевского обоза. Еще дальше катился воз краснолюдов, которым, без передыху ругаясь, правил Ярпен Зигрин.

Недамир, худощавый и веснушчатый подросток в белом кожушке, миновал ведьмака, окинув его величественным, хоть и явно утомленным взглядом. Гилленстерн распрямился, придержал коня.

— Позвольте вас, господин ведьмак, — произнес он властно.

— Слушаю. — Геральт прижал лошадь каблуками, медленно двинулся рядом с канцлером за обозом. Его удивляло, что при своем солидном животе Гилленстерн предпочитал седло более удобной телеге.

— Вчера, — Гилленстерн, слегка натянув поводья, украшенные золотыми шишечками, откинул с плеча бирюзовый плащ, — вчера вы сказали, будто вас дракон не интересует. А что же в таком случае интересует, господин ведьмак? Зачем вы едете с нами?

— Мы в свободной стране, милсдарь канцлер.

— Пока что. Но в нашем кортеже каждый, господин Геральт, должен знать свое место. И роль, кою будет исполнять, выполняя волю короля Недамира. Вам понятно?

— В чем дело, милсдарь Гилленстерн?

— Скажу. Говорят, последнее время с вами, ведьмаками, трудно договориться. Вроде бы, если ведьмаку укажут чудовище, подлежащее убиению, он, вместо того чтобы хватать меч и рубить, начинает рассуждать, следует ли это делать, не выходит ли это за пределы возможного, не противоречит ли кодексу и действительно ли данное чудовище — чудовище, словно этого не видно с первого же взгляда. Похоже, вам просто стало здорово везти. В мое время ведьмаки не брезговали деньгами. Не рассуждали, рубили, что им скажут, им было все едино, что оборотень, что дракон, что сборщик податей. Важно было как следует рубануть. Ну как, Геральт?

— У вас есть для меня какое-то задание, Гилленстерн? — сухо спросил ведьмак. — Так говорите. Подумаем. А ежели нет, то чего ради впустую языком молоть, не правда ль?

— Задание? — вздохнул канцлер. — Нет. Речь идет о драконе, а это явно превышает пределы твоих возможностей, ведьмак. Уж предпочитаю рубайл. Тебя же я хотел лишь предупредить. Предостеречь. Ведьмачьи причуды, в основе которых лежит деление чудовищ на добрых и злых, я и король Недамир можем терпеть, но не желаем о них слышать, а тем более видеть, как их претворяют в жизнь. Не лезьте в королевские дела, ведьмак. И не якшайтесь с Доррегараем.

— Я не привык, как вы выразились, якшаться с чародеями. Откуда такие мысли?

— Доррегарай, — сказал Гилленстерн, — переплюнет своими причудами даже ведьмаков. Не ограничивается делением чудовищ на хороших и плохих. Считает, что все они хорошие.

— Немного преувеличивает.

— Несомненно. Но отстаивает свои взгляды с яростным упорством. Я, честно говоря, не удивлюсь, если с ним что-нибудь приключится. А то, что он присоединился к нам в странном обществе…

— Я не спутник Доррегарая. И он не мой спутник.

— Не прерывай. Общество довольно странное. Ведьмак, напичканный принципами, словно лисья шуба блохами. Чародей, повторяющий друидские бредни о равновесии в природе. Молчаливый рыцарь Борх Три Галки и его эскорт из Зеррикании, в которой, как известно, складывают жертвы к лапам статуи дракона. И все они ни с того ни с сего присоединяются к охоте. Странно, верно?

— Пусть будет странно.

— Так знай, — сказал канцлер, — что у самых загадочных проблем бывают, как говорит практика, самые простейшие решения. Не заставляй меня, ведьмак, прибегать к ним.

— Не понял?

— Понял, понял. Благодарю за беседу, Геральт.

Геральт остановился. Гилленстерн послал коня вперед, догнал обоз и присоединился к королю. Мимо проехал Эйк из Денесле в стеганом кафтане из светлой кожи и с вмятинами от снятых лат, ведя за собой вьючного коня, нагруженного оружием, цельным серебряным щитом и огромной пикой. Геральт приветливо поднял руку, но странствующий рыцарь отвернулся, сжав тонкие губы, и пришпорил коня.

— Не очень-то он тебя любит, — сказал Доррегарай, подъезжая. — А, Геральт?

— Оно и видно.

— Конкурент? Оба вы работаете в одной области, так сказать, только Эйк — идеалист, а ты — профессионал. Почти никакой разницы, особенно для тех, кого убиваете.

— Не надо сравнивать меня с Эйком, Доррегарай. Неизвестно, кого ты обижаешь таким сравнением, его или меня, но сравнивать не надо.

— Как хочешь. По мне, честно говоря, оба вы одинаково отвратны.

— Благодарю.

— Не за что. — Чародей похлопал по шее коня, напуганного воплями Ярпена и его краснолюдов. — Я считаю, что называть убийство призванием отвратительно, низко и глупо. Наш мир пребывает в равновесии. Уничтожение, избиение каких-либо существ, заселяющих этот мир, нарушает равновесие. А это, в свою очередь, приближает гибель, гибель и конец того света, который мы знаем.

— Друидская теория, — отметил Геральт. — Знаком. Однажды мне ее изложил один старый иерофант, еще в Ривии. Спустя два дня после беседы его разорвали на куски крысолаки. Нарушения равновесия не наблюдалось.

— Мир, повторяю, — Доррегарай равнодушно посмотрел на него, — пребывает в равновесии. Природном. У каждого вида есть свои естественные враги, и каждый является естественным врагом для других видов. К людям это тоже относится. Уничтожение естественных врагов человека, чему ты посвятил свою жизнь и что уже становится заметно, грозит вырождением расы.