Ольга Ильина - Особенные. Элька-4

— Возможно, она просто не успела.

— Мы разговаривали в обед, думаю, она вполне могла найти время, чтобы рассказать о самом важном событии в ее жизни.

На эти слова у меня оправданий не нашлось. Зато нашлись новые вопросы.

— Так вы расскажете мне, что случилось? Что за люди нас преследовали и зачем?

— Это были не люди.

— Я поняла, каратели.

— Приходилось встречаться? — заинтересовался он.

— С одним.

— Теперь с двумя.

— Постойте, вы тоже?

— Похоже, и в этом ваши с ней вкусы совпадают.

— В выборе неподходящих мужчин? — съязвила я, немного обиженная, что Ева рассказала этому незнакомцу о таких интимных подробностях моей жизни. И он еще смеет жаловаться, что она не посвящает его в свою жизнь. Эти каратели, наверное, вместе с мечами и невероятную наглость получают. Либо все, либо ничего, кажется, так когда-то говорил Диреев.

— Почему неподходящих? — нахмурился он. — Из нас получаются самые верные и преданные мужья. Если мы любим, то только раз.

— Иногда любовь проходит, — не согласилась я.

— Не в нашем случае. Это не просто слово, не просто часть жизни, это наша жизнь.

— Которую вы смело выбрасываете на помойку ради долга, карьеры и бог знает чего еще.

— Не знаю, почему ты так думаешь, но если любовь истинная, то карьера, долг и даже орден уходят на второй план. Она вытесняет потребность подчиняться Мастеру. Можно сказать, что, обретя любовь, мы обретаем себя. И поверь, мы прекрасно осознаем, что это такое. Нас учат отличать плотские желания, страсть, влечение и отсекать их. А вот если кто-то становится важнее Мастера, если кто-то затмевает все вокруг и внутри тебя, когда ты начинаешь жить другим человеком, не просто любить, а жить им, то да, тогда ничто кроме него не может иметь над тобой большей власти.

— И вы чувствуете все это к Еве?

— Мне очень хочется, чтобы однажды она приняла Харам, быть вместе и здесь, и в посмертии.

— И для этого вам нужен союзник?

— Да.

Я замолчала. Просто не знала, что сказать. Эта странная исповедь выбила меня из колеи. А еще заставила понять, что Диреев никогда меня так не любил. Ведь он не оставил свою дурацкую работу ради меня, ни год назад, ни месяц. Значит, для него это было что-то другое, но точно не любовь.

— Ладно, — наконец сказала я, — я буду вашим союзником, если пообещаете, что защитите ее.

— Странная просьба, я думал, ты попросишь сделать ее счастливой.

— Это само собой, но я прошу именно о защите. Пока этот Безликий псих на свободе, пока он жив, она будет в опасности.

— Почему ты думаешь, что он жив? — обманчиво спокойно спросил он. Эта обманчивость меня и подвела, и я ляпнула, не подумав о последствиях:

— Потому что несколько недель назад он прислал мне цветы.

— Что???

Он резко крутанул руль, да так, что я чуть повторно не повстречалась лбом с панелью машины.

— Эй?!

— Рассказывай, — резко потребовал он.

— О чем? — решила уйти в несознанку я, и даже снова стенку поставила, мало ли что. Только ему моя стенка без надобности оказалась, он похлеще Евы умеет и стенки обходить, и ответы выпытывать. И глазищи у него при этом становятся жуткие и черные, в них тьма плещется, не та, родная, что окружает меня, а другая, жестокая и холодная тьма, которая может в голову забраться и заставить говорить даже о том, о чем нужно помалкивать.

Например, о предсказании и его жутких последствиях. Даааа., поторопилась я как-то расставаться с браслетом.

После того, как я рассказала ему всю подноготную, он, наконец, отстал, снова завел мотор и поехал, неотрывно смотря на дорогу. При этом его пальцы, еще недавно сжимавшие мою голову в тисках, то сжимались, то разжимались, выдавая глубокую внутреннюю борьбу. А я молчала, как рыба. Хватит, наговорилась уже, хотя нет, одну фразу я должна была сказать:

— Только Еве не говорите, она перепугается, может вмешаться, вдруг события ускорятся.

— Кто еще об этом знает?

— Я, Олеф Влацек, ее жених — Омар, моя подруга — Катерина Ильм и Крыс, — уже без всякого давления ответила я. Да, а чего скрывать-то уже кота, выпрыгнувшего из мешка.

— Крыс?

— Мой хранитель.

— Понятно.

Дальше он опять замолчал. Пришлось снова спросить:

— Так вы не скажете?

— По идее должен, но ты права, такого рода вмешательство может ускорить события.

— То, что я вам рассказала, уже может все ускорить.

— Постараемся этого не допустить.

— У вас есть план?

Он не ответил, но очень выразительно на меня посмотрел. Так что, слов не понадобилось.

— Эти каратели могли быть от J.?

— Скорее всего. Теперь я понимаю, почему ты хотела, чтобы я ее защитил. И ты права, он не успокоится. Думаю, он изначально догадывался, что тогда она солгала, и род Савойи был уничтожен не случайно. Все это не случайно.

Я ошибался. Это вовсе не месть, это продуманный план, и ему было удобно, чтобы так все и осталось. Чтобы Ева оставалась в тюрьме, а ты.

— Вы думаете, он знал, кто я с самого начала?

— Нет. Тогда все произошло бы раньше. Но, думаю, он догадывался, что ты жива, возможно, он все эти годы пытался тебя найти.

— И послал вампира на мои поиски.

— Он знал, что ты в России, возможно и о городе догадывался, но почему-то не мог приехать сам, или не имел возможности… скорее всего тебя скрывала сущность человека. Вампир же запустил инициацию, и тогда он начал действовать. Только не понимаю, зачем ему было лезть в Совет?

— Чтобы расшатать его. Сделать слабым.

— Зачем?

На этот вопрос у меня ответа не было. Да и на раздумья времени не осталось. Мы к дому подъехали.

У ворот нас ждала она, Ева, живая и невредимая. Завидев нас, она бросилась к машине, и только когда обняла, немного расслабилась. Беглый осмотр моего состояния ее не удовлетворил, а в глазах загорелся тот же недобрый темный вихрь, который я недавно видела у Рейнера, но тут же погас, едва она поняла, что испугала меня.

— Позже поговорим, — бросила она мужчине, даже не взглянув на него, и приобняв, повела меня к дому.

— Зачем ты так с ним? Он.

Я даже не успела свою мысль до конца оформить, а Ева уже перебила.

— Я не разрешала ему лезть к тебе в голову.

Она тут же поправилась и нежно улыбнулась, но я поняла теперь, почему Рейнеру нужен союзник. Думаю, десять лет полного подчинения мужчине и восемнадцать лет в тюрьме после этого, сделали свое дело. Трудно поверить кому-то, когда тебя так ранили. Уж мне ли не знать? И все же.

— Ты же в мою голову залезла, и разрешения не понадобилось.

Да, мне обидно. Я понимаю, что она хотела меня спасти, а добровольно я бы не ушла, но все равно обидно. Она не имела никакого права так поступать. Никакого.