Василий Сахаров - Степные волки

Мы все встали и, по мере наших знаний, стали повторять за ним. Разумеется, молитву я не знал, и только открывал рот, пытаясь попасть в такт с другими. Так, простояли мы минут десять, жрец окончил поминовение, благословил нас, распрощался на выходе с мадам Эрой и отбыл.

До полудня продолжался наш отдых, а потом, случилось то, чего я все время ждал — в сопровождении стражников пришли городские мортусы, которые доставили уже начавшие пованивать тела Матео и Гильома. Не могу сказать, что кто-то горевал о наших воспитателях, не было такого. Вот разве что, мадам Эра, но она сожалела лишь о провереных временем верных работниках, но никак не о людях. Их сгрузили возле нашего барака и, по иронии судьбы, хоронить их выпало мне, Звениславу и Курбату. Покидав тела воспитателей на строительные носилки, мы оттянули их к забору, вырыли две ямы и, скинув туда трупы, закопали. До вечера мы просидели в кустах, на импровизированном приютском кладбище, не столько перемывая косточки Матео и Гильому, сколько вспоминая тех, кто был похоронен с ними рядом.

— А я говорю, — доказывал свое Звенислав, — что здесь Вышата похоронен, которого балкой на стройке придавило.

— Нет, — Курбат был не так многословен, — то Дива, точно знаю, сам ее хоронил.

— А где тогда Вышата? — не успокаивался Звениславка.

— Он правее, где черемуха.

— Где черемуха, там Ясна, — мой друг поник головой, вспомнив свою сестру.

— Хватит, — прервал я их. — Здесь на одном месте по три-четыре человека схоронено. Сначала хоронили тех, кто в первую зиму от голода помер, потом через три года холода большие случились, опять всех тут же клали, а затем уже те, которые за остатние шесть лет представились.

Курбат пожал плечами и его горб забавно качнулся, смешно мне не было, но какую-то неловкость, я почувствовал. Горбун, который пока разговаривал, забывал о своем увечье, видимо, почуяв смену моего настроения, нахмурился и засобирался.

— Пойду я, — пробурчал он.

— Подожди, — остановил я Курбата.

Он исподлобья посмотрел на нас и спросил:

— Чего еще?

— Ты как, теперь всегда с нами или опять, сам по себе?

Горбун задумался, крепко так, серьезно, сосредоточенно, так из всех наших, только он умеет.

— До конца? — задал он вопрос.

— Да, — таким был мой ответ. — До самого последнего часа.

— Пусть будет так, — поддержал меня Звенислав.

— Тогда в полночь, на этом же месте, дело будет, — отозвался Курбат, улыбнулся, как и должно улыбаться четырнадцатилетнему парню, развернулся и направился во двор.

Чуть погодя, вслед за ним из кустов вышли и мы, потолкались по двору, никто нас никуда не гнал и, воспользовавшись этим, мы завалились спать. Если все будет как обычно, то этой ночью, нас ждут приключения.

Глава 4

Когда совсем еще юным стажером с испытательным сроком, Гельмут Штенгель попал в сыскное бюро при Управлении Тайной Стражи, его направили напарником к самому Густаву Кремору, грозе всего преступного дна столицы герцогства Штангордского. Он был горд, его взяли в Тайную Стражу, его, а никого иного из всего благородного молодняка, поступившего в этот год на службу.

Естественно, молодой стажер ожидал увидеть перед собой эдакого модного сурового франта в темном плаще, полумаске и с тяжелой рапирой на боку, но реальность жестокая вещь. В грязной комнате, перед ним сидел низкорослый старичок, со сморщеным как печеное яблоко лицом и выбитыми зубами. Про внешний вид, лучше и не вспоминать: засаленые брюки, штопанный сюртук, грязная сорочка и стоптанные ботинки. Как же он был в этот момент разочарован, не рассказать и, наверное, это можно было сравнить только с теми же чувствами, когда по окончании стажировки, он был благодарен судьбе за такого учителя.

— Мы не собаки, — такими были первые слова, которыми встретил его Густав Кремор.

— Не понял… — пролепетал тогда юный стажер.

— Мы крысиные волки, — продолжил знаменитый сыскарь. — Наша задача стать такими же как преступники, впустить всю их грязь в себя и уподобиться им. Когда это происходит, мы понимаем все их поступки и можем предугадывать все их деяния. Ты не в Городской Страже, сынок, а в Тайной, и наша задача не только ловить преступников, но и использовать их таланты на благо нашего герцога. Понимаешь, про что я?

— Нет, — растерялся Гельмут, — не понимаю. Зачем нам таланты воров, убийц и мошенников? Как это можете говорить вы, человек неоднократно отмеченный самим герцогом?

— Объясняю один раз, — сказал старик. — Поймешь, оставайся, а нет, так проваливай в Городскую Стражу. Готов?

— Да, — стажер щелкнул каблуками своих щегольских кавалерийских сапог.

Старый сыщик издевательски усмехнулся и начал:

— Преступников ловит обычная стража, а для нас, это всего-лишь побочное занятие. В Тайной Страже нас всего трое таких, которые криминалом занимаются. На все наше немаленькое герцогство, всего трое. Я уже стар, мне нужна смена и из всех поступивших в этом году на службу герцога дворян, выбран был ты.

— Кем выбран? — Гельмута распирало от чувства гордости.

— Мной, — ответил Кремор и продолжил: — А знаешь почему?

— Почему?

— Ты самый неказистый и неприметный из всех: сутулый, ноги кривые, прыщавый, глаза невыразительные, волосы редкие и перхотные. Именно такой мне и нужен. Кроме того, ты неплохо владеешь кинжалом и быстро приспосабливаешься к обстоятельствам, — Кремор усмехнулся. — Ты думаешь, многие в замке понимают кто я? Нет, только несколько людей во всем герцогстве Штангордском знают нас в лицо и владеют информацией о том, чем мы занимаемся. Никто не определит меня как полковника или виконта Кремора. Меня в городе знают как Перстня, весьма авторитетного вора-домушника с понятием. Наша задача жить среди преступников и быть ими, чтобы в нужный момент, когда какая-нибудь обиженная скотина из приближенных ко двору, заказала смерть герцога или кого-то из близких ему людей, мы вовремя отреагировали. А кроме таких, существуют вражеские шпионы, подсылы, да и просто опасные колдуны и прочая шваль, которую надо вовремя придушить. Опять же, когда герцогу нужно что-то сделать не слишком благородное, то разумеется, не он этим занимается, а нанятые нами воры и убийцы. Теперь понял?

— Так точно! — Гельмут вытянулся по стойке смирно.

— А вот это брось, виконт Штенгель, отвыкай от этого, — сухо сказал старый сыскарь. — Теперь, всегда называй меня дядя Перстень и только так.

— Понял. Что я должен делать?

— Учиться, Штенгель, учиться.