Надежда Кузьмина - Драконья доля

Я стояла кверху задом над грядкой с перцем, когда сверху послышалось:

— Как дела, дирёёёвня?

Подняла голову — на крыше сарайчика разлёгся на пузе Коржик.

— Скока тебе денег в неделю дали?

— Серебрушку, — отозвалась я. — Половину, как обещала, тебе отдам. А скока, кстати, в серебрушке медяшек?

— Ты в каком медвежьем углу жила? — мальчишка резко поднялся и теперь сидел на краю, свесив босые грязные ноги. — Мало тебе дали, потому что сразу видать — простота ты неотёсанная. А в серебрушке полсотни медяков.

Заморгала в растерянности. Вчера Марка, когда спрашивала, умею ли я считать, сказала, что кружка пива стоит три медяка. А в серебрушке, значит… начала загибать пальцы — три, шесть, девять… — получается шестнадцать кружек с лужицей. То есть я работаю за две кружки пива в день? Как-то и впрямь немного. Вот только в Красных Соснах, у отчима, вкалывала я не меньше, а не получала ничего вовсе. Так что, выходит, я всё одно в прибыли. Но всё же то, что Коржик опять на меня как на дуру посмотрел, обидело. Вскинула на него глаза:

— Если хорошо работать стану, мне прибавить обещали!

— Ну-ну, — осклабился в ответ рыжий.

— Коржик, — решилась я. — А ты грамоту знаешь?

Показалось, что кто-то с именем Корделиус обязательно должен быть грамотным.

— По складам умею, — важно заявил парень.

— А меня научи? Я буквы уже знаю!

— А зачем мне это? — сморщил нос Коржик.

Ну да. Зачем ему со мной морочиться?

— Во! Сиськи дашь потрогать — помогу!

Я почувствовала, как покраснела до макушки. Вот же! Ещё сопляк, а уже охальник! Повернулась к грядке и со злостью рванула куст лебеды. Неудачно — та не вылезла из земли, а оборвалась у корня. Ну и пусть!

— Будешь вредничать, скажу, что ты всем даёшь — тогда не отвяжешься!

— А я Вареку скажу, что ты врёшь!

Кажется, случайно я угадала, Варека Коржик опасался.

— Ишь как завелась! Ладно, посмотрю, как вести себя будешь!

Но что ж за гадёныш этот рыжий! Разве так можно? И сидит, лыбится, словно ничего и не было.

От расстройства чуть не выдрала вместо сорняка куст перца, густо увешанный красными и зелёными стручками. И, как назло, в этот момент и вышла посмотреть, чем я занимаюсь, Марка.

— Ах ты ж безрукая! Лясы точишь вместо дела? День поработала, думаешь, и хватит? Ну-ка марш за мной!

Я, понурясь, побрела следом за Маркой. Сейчас как выгонит!

Потом мы убирали комнаты. Одну за одной шесть подряд. Я под присмотром Марки мыла полы, а та перестилала бельё на широких кроватях. Я молчала — как жаловаться, если даже затылком чувствуешь неодобрение?

— Сейчас закончим, воды нагреешь, покажу тебе как стирать. А полоскать ходят на речку. Но туда тебя одну, без присмотру, я пока не пущу.

Да я и не рвусь. Пока мыла, тихонько оглядывалась — интересно же, как в городах живут? Хотя пока заметила только одно отличие — у нас в чести были солидные, переходившие из поколения в поколение деревянные резные сундуки с обитыми железом или медью углами. А тут вместо сундуков в каждой комнате стоял шкап — большой деревянный ящик с дверцами вроде оконных ставень снаружи и полками внутри. На одной из полок, которую я протирала влажной тряпкой, обнаружился лист бумаги. Не чистой, а исписанной. Буквы были наклонными, красивыми, как кружевная вязь. Я разобрала большую, с хитрой закорючкой «Д», а в другом месте — «А». Показала лист Марке — та пожала плечами:

— Прихвати на кухню, на растопку бумага хороша.

А я решила, что лучше оставлю красивый лист себе. Буду разбирать потихоньку, может, чему и научусь. И чистые поля там широкие. Можно цифры написать, чтобы как следует запомнить и не путать. Сложила письмо вдвое и сунула за пазуху.

Прошло две недели. Я с утра до вечера крутилась по хозяйству — постоялый двор был большим, со своим огородом, конюшней на тридцать лошадей, огромным двором, трёхэтажным доминой и пристройками. И всё требовало заботы, глаза да ухода. Зато кормили хорошо — обычно на завтрак шли остатки вчерашнего ужина, на обед была сытная похлёбка со свежим хлебом, на ужин картошка или рис, часто с мясной подливой. В деревне я ела хуже. С долгами удалось расплатиться — за серую рубаху и посконную юбку, в которых я работала, Марка взяла полторы серебрушки. А ещё двадцать пять медяков с первого заработка я, как обещала, отдала Коржику. Скрипя зубами… а что делать? Слово есть слово.

Тот ссыпал монеты в карман портков, ухмыльнулся:

— Не думал, что ты отдашь.

— Слово дала, — поглядела я на него исподлобья.

— Кончай дуться. Давай, цифры покажу.

— Цифры не надо, я уже сама запомнила.

И мудрено было не запомнить. Над прилавком, за которым стоял по вечерам Варек, висела доска. Звали её меню. Слева написаны всякие «пиво светлое» или «молодое красное», а справа — сколько это стоит. А кто читать не умеет, так для тех рядом с каждой строкой имелся рисунок — жёлтая кружка с пеной над ней или красный стакан и рядом — горка монеток, две, три, пять или сколько надо. Так когда на цифры смотришь и их же без конца слышишь вечер за вечером, будь хоть с дырой в голове, а в памяти застрянет.

С буквами было хуже, потому что оказалось, что одна и та же могла писаться по-разному. Большие, маленькие, печатные и прописные… как понять, что вешалка, трёхногий мост и что-то вроде верблюда — это одно и то же?

Кстати о верблюдах — до того я никогда их не видела. А тут поглядела вживую сразу на целых трёх. Настоящих, жёлто-бурых, с двумя горбами и оттопыренной губой. Мимо проезжали купцы из Зарифа — тёмные, как из обожжённой глины слепленные лица, ничего не выражающие чёрные глаза, за поясами — кривые кинжалы. Марка сказала мне близко не подходить. Да я б и сама не полезла — отчего-то стало страшно.

Вообще, людей вокруг было столько, сколько я себе и вообразить раньше не могла. Многие — совсем не похожие на наших, деревенских. Например, часто взрослые мужики не носили бород, ходили с голыми лицами. Мне поначалу казалось странным… а потом привыкла. Я бы хотела поговорить, расспросить, узнать побольше о том, как тут живут, но случая не представлялось. Марка следила, чтобы я всё время была занята, а ещё чтобы зря не болтала. Работала я либо под её присмотром, либо с молчаливой Уной. Один раз после ужина я попробовала заговорить с конюхом Долгаром, казалось, что тот незлой, но мы и парой фраз переброситься не успели — появилась Марка и отчитала меня за то, что лезу, куда не просят. Велела быть скромнее да её слушать. Я решила не спорить, пока не заработаю хотя бы трёх серебрушек — однажды вечером в зале я услышала, что при входе в город берут одну или две. Но вдруг я не сыщу мага в первом городе, куда приду?