Из сказок, еще не рассказанных на ночь... - Мира Кузнецова
Кот уже не дышал, но я уже слышала, как на зов откликнулся полугодовой бродяжка. Подождём. Главное, чтобы успел до того, как старик меня найдёт. Я щелкнула пальцами и погасила призрачный свет.
Наконец мокрый нос ткнулся мне в ладонь и громко мяукнул. Я погладила тело Барсика и положила руку на голову котёнка, работая проводником. И услышала осторожные шаги.
— Ты что тут впотьмах, Нель?
— Деда, я нашла Барсика. Их нашла. — Я вздохнула и привычно соврала. — И тут погас свет. И я испугалась.
Дрожащие старческие пальцы коснулись моего плеча, и я сунула в них мелкого.
— Держи. Я сейчас фонарик в телефоне включу и встану. Подхватила тушку кота и встала. И мы пошли, подсвечивая дорогу телефоном. Мне свет был не нужен. Я и так все вижу, но сейчас не спешила. Перепила чужой боли и просто переставляла ноги, слушая мурчание котёнка. «Сторож, — позвала я мысленно, — ты там как? Жив?»
— Жив. Прости, увлёкся. Тело похорони и деда не привлекай. Ему сейчас не просто. — Он замолк на минуту, а потом вдруг сказал. — Знаешь. Я, пожалуй, больше свою душонку об него отогревал, чем его сторожил и раны ему зализывал. Спасибо за второй шанс. Жаль не исправить ничего. Времечко глубоко врезалось в судьбу, ниточкой ласки не зашьёшь.
— Тарас Дмитрич, ты иди мелкого накорми, отмой и отогрей, а я Барсика похороню. Потом к тебе зайду. Чаем напоишь?
— Нель. Может лучше я? А то как-то неправильно. Он же не кот, он — друг.
«Сторож! Твою ж… Делай своё дело!» — гаркнула я мысленно, и котёнок вздрогнул, заметался в руках старика и полез к нему за пазуху, тычась носом в подмышку.
Старик, прижал его к себе покрепче одной рукой, чтобы не выпал из-под полы и протянул вторую к телу Барсика.
— Видишь какая оказия случилась, Барсик, нужен я стал кому-то. Прости меня. Я пойду маленького кормить. Не серчай.
Я остановилась, прикрыла дверь в подвал и протянула гвозди на ладони. Они браво подскочили и вошли на свои места.
— Спасибо, дорогая, — погладила я облезшую краску на двери, — я им напомню тебя покрасить. Будешь краше новой. — И посмотрела вслед старику, что-то бормочущему в распахнутый ворот куртки. Фыркнула и мысленно выбрала место упокоения. Определилась. И тело кота ушло под землю в нужном месте. Всё! Прощай, кот, спасибо что ты дал приют сторожу душ. Неумеха он пока, но и я… растяпа. Прости.
Пошла домой. Умылась и выбрала из подарков тортик. И пошла в соседний подъезд.
Дверь была приоткрыта, и я тихонько вошла в квартиру. Дед сидел, подперев голову кулаком и смотрел, как котёнок, вылизывает блюдце. Наклонился и снова подлил молока.
— Знаешь, Барсик, получается, что мне пока помирать рано? Мы же с тобой решили, что как только ты, так сразу — я. А получается, что вот прямо сейчас я не могу. Я вот ему нужен. Ты же его сам позвал для меня, да? Я его в твою честь назову, друг. И поживём… Надо только коробки распаковать будет. Зря то я. А то вдруг Неля придёт, а её подарки спрятаны.
«Подарки?» — я слилась с тенью и пошла по квартире, заглядывая в комнаты. В бывшей детской были сложены, одна на другую, обычные картонные коробки. На каждой был написан год и буквы. ДР. НГ. Пятнадцать коробок с одной стороны и двенадцать с другой стороны от кровати. Я подошла ближе. «Внуку» было написано по диагонали.
Смеющаяся девочка смотрела на меня с фотографий на стенах.
На шкафу, как на скамейке сидели куклы. Я открыла дверцу шкафа и уставилась, на сложенную ровными стопочками одежду, платья, висящие на вешалке и стоящие внизу туфли и ботиночки… от пинеток до лакированных туфель на шпильке.
«Мавзолей. Памятник "моей отцовской любви к тебе, доченька". И подарочки — "мины замедленной боли". Чтобы уж рванули, так рванули. Сердце девочке в клочья и чувство вины до гробовой доски. Её уже. Доски. Как я могла пропустить? Эх, сторож, сторож. Боль нельзя консервировать. Её лечить нужно. Иногда даже хирургическими методами. Иссечением, например. Слышь, шелудивый? Ты у меня второй шанс выпросил. Исправить мечтал? Исправим. Мы оба должны за сгоревшее сердце. Старику. Дочери его. Внуку. И не только ему. И не только им. За запущенную реакцию — равнодушия к чужой боли. Не профукай.»
— Спасибо.
Я тихо вышла, прикрыла за собой дверь и вернулась в прихожую. Дед сидел в той же позе и смотрел, на продолжающего есть котёнка. Кашлянула, привлекая внимание и вошла в кухню. Поставила торт на стол и сказала:
— Деда, я побегу, мне на работу нужно, а чаю мы с тобой потом выпьем, хорошо? Мне сейчас очень надо. Очень-очень.
— Беги, егоза. Спасибо тебе за всё.
— Как котёнка назвал?
— Барсиком. Мы с Барсом посоветовались и решили.
— Вот и хорошо.
Я вернулась домой. Постояла под душем и надела пижаму. Встала напротив зеркала и, глядя себе в глаза, сказала:
— Второй шанс. Дед Тарас. Плата — десять лет моей жизни.
Моё отражение улыбнулось и покачало головой:
— Мало. Ты была небрежна.
— Пятнадцать.
— Нет. Ты допустила массовое выгорание.
— Тридцать.
— Принято. Прожито. — Зеркальная я обернулась за спину и сорвала лист календаря. — Лови.
Листок кружась прошел сквозь стекло и упал мне в руки. «32 декабря» прочла я.
— Но… — на меня смотрела уставшая женщина с красными от постоянного недосыпа глазами. Я покрутила головой, рассматривая седину на висках и… бросилась вон из ванны, услышав «Кис. Кис-кис».
…На скамейке у подъезда сидел дед Тарас и подманивал котёнка. Я открыла окно и спросила:
— Дед, ты чего?
— Неонилла Батьковна, возьми Барсика на недельку. Мои сейчас приедут за мной Новый Год встречать, а у Кольки аллергия на кошачью шерсть, а…
— А… Давай.
Соло для судьбы в сопровождении вечности
Здесь и сейчас. Вика.
Светофор мигнул желтым и поднял красную карточку. Вика откинула голову на подголовник, собираясь вздремнуть по дороге, но вдруг выровнялась в кресле и нажала кнопку стеклоподъемника, опуская стекло. Высунула голову, не спеша повернула её, разглядывая граффити на заборе под разными ракурсами, и повернулась ко мне.
— Смотри! А они все совершенствуются, — удивленно проговорила и дотронулась до лежащей на ручке скорости моей ладони, привлекая внимание к рисунку на стене. — Жаль, что предыдущую картинку закрасили.
