Вагон второго класса. Том I (СИ) - Литера Элина
Если б можно было…
* * *Матушка собиралась гостить неделю. Она бойко раздавала указания Люси, не обходила советами саму Илону и надолго запиралась с госпожой Эббот. На четвертый день ожидали к чаю приятельницу хозяйки дома с семьей. Услышав об этом, Илона насторожилась.
В условленный час дверь распахнулась, и Люси провела в гостиную семейство Боскет — вдовствующую мать и сына лет двадцати пяти. Согласно городским сплетням, при жизни господина Боскета семья жила на широкую ногу, а теперь ренты хватало только на достойную, но скромную. Эти ценные сведения Илона услышала от молочницы, чей доход, разумеется, был намного ниже, но увы! Немало людей втайне радуются чужому падению, даже если продолжают смотреть на упавших снизу вверх; а может, именно это делает радость еще слаще.
Госпожа Боскет оказалась величественной особой, чуть полноватой, что придавало ей пущей внушительности. Очевидно, в молодости она была вполне миловидна. Нынче же ее портило чересчур строгое платье стального цвета и чопорно поджатые губы. В воспоминаниях Илоны всплыл облик суровой служительницы в лечебнице Пресветлого Гумберта, куда однажды угодил младший брат после катания на пони. Внутренне поежившись, снаружи Илона удерживала копию матушкиного выражения «светское радушие средней крепости».
Молодой Боскет показался бы симпатичным, если бы не скошенный подбородок и водянистые глаза, словно потерявшиеся на невзрачном лице. Увидев Илону, он приосанился, развернул плечи и поклонился. Сел, впрочем, рядом с матерью.
Илона напрягла память. Та же молочница рассказывала, будто бы молодой Боскет уезжал в университет, но не выдержал первых же экзаменов и даже диплом младшего законника не получил. Перенять дело отца он тоже не смог и подвизался на должности писаря в конторе дальней родни.
Потек приличествующий чаепитию светский разговор. Обсудили украшение площади к празднику, свежий скандал с инспектором по надзору за школами при храмах, качество квакиса у разных кваксеров — госпожа Эббот, разумеется, превозносила товар дядюшки Фирца. Матушка неосторожно удивилась, откуда в городке такое пристрастие к этому странному напитку, и ей наперебой рассказали старинную легенду о живой воде, вернувшей целую команду призрачного корабля с полпути на тот свет. Разумеется, водой этой был квакис. Далее госпожа Эббот и госпожа Боскет заспорили о преимуществах того или иного рецепта — даром, что ни одна из них квакис собственноручно не делала, но как и все шинтонские хозяйки, дамы были осведомлены обо всех подробностях.
— Нет-нет, не более горсти клюквы на бочку! — постановила госпожа Боскет.
Госпожа Эббот осмелилась поспорить:
— Да помилуйте, дорогая Арминда, господин Фирц говорил, что в Дальстоне, где для него квакис делают, меньше двух горстей никогда не кладут, а то и три, бывает — смотря, какая ягода попадется.
— Три! Представляю, что за кислятина получается! — качала головой госпожа Боскет, сделав знак Люси наполнить снова бокал той самой «кислятиной».
Воспользовавшись паузой в споре, Илона обратилась к младшему Боскету. Любопытно же, отчего молодого человека так низко ценят, что решили сосватать ему женщину с чужим ребенком во чреве.
— Господин Боскет, вы тоже любите этот напиток? — Илона указала глазами на все еще полный бокал, к которому Боскет ни разу не притронулся.
Опасливо скосив глаза на свою матушку, тот заговорщицким шепотом сообщил:
— Терпеть не могу. Мои самые светлые воспоминания о времени в университете — лимонад, морс, тоник, чай, и никакого квакиса!
Илона тихо рассмеялась, но чистосердечное признание Боскета только подстегнуло любопытство:
— Что же заставило вас вернуться в Шинтон?
Боскет почти поперхнулся водой:
— М… Университет оказался… м…
— … полон безжалостных, грубых и жестокосердных людей! — госпожа Боскет обнаружила, что разговор будущей невестки и сына происходит рядом с ней, но без ее участия, и поспешила вмешаться. — Мальчика едва не замучили науками. И кто только выдумал — учиться с утра и до ночи! Я слышала, нынче они принимают к себе едва ли не селян. Конечно, дитя кухарки может целый день бегать туда-сюда и стараться угодить профессорам, у них это в крови! Но Леопольд из приличной семьи!
— Матушка, я же говорил тебе, дело вовсе не в профессорах. Я решил, что… м… будет лучше, если я стану работать на благо семьи, пусть и на должности… э… невысокой должности. Теория, очевидно, не для меня, а практические навыки, увы, отец не успел мне передать, — Леопольд Боскет попробовал улыбнуться, но получилось достаточно жалко.
— Ах, ты такой скромный, мой драгоценный мальчик.
Слушая новую волну возмущения профессорами, Илона решила, что разгадала загадку странного выбора жены для драгоценного Леопольда. Только будучи в самом отчаянном положении, девица пожелала бы войти в семью госпожи Боскет.
Женихов в Шинтоне было предостаточно. Кроме того, в городе всегда хватало приезжих мужчин — в небольшой порт Шинтона заходили суда. В теплое время года многие пассажиры останавливались на неделю или две после морского путешествия, прежде чем отправиться дальше. Порой на рейде стояли корабли риконбрийского флота, и бравые офицеры сходили на берег на два-три дня. На этом фоне бедняга Леопольд выглядел бледно. Боскеты жили на скромную ренту, никакого доходного дела молодой человек не имел, зато к нему прилагалась госпожа Боскет — кому такое счастье нужно? Разве что горожанке из небогатых и малообразованных, но у девушек из низов не было никаких шансов получить одобрение матери Леопольда. Та, очевидно, мечтала о приличной партии из уважаемой семьи и с хорошим приданым.
Матушка Илоны не называла своего настоящего имени, зато упомянула занятие отца. Госпожа Боскет, очевидно, оценила наряды Илоны и матушки, и сделала вывод о том, что процветающий законник вполне подойдет Боскетам в качестве родни, а что к невесте прилагается ребенок — тем больше поводов намекнуть, что надо бы за невестой дать солидную сумму. К тому же, Леопольд должен кормить семью, и, может статься, отец Илоны возьмет в дело ее сына-умницу, для которого университетские профессора оказались слишком грубы. И конечно, она сама не останется в Шинтоне, если ее сынок с семьей переберется в Брютон.
Илона достаточно повидала таких дам еще в Брютоне, чтобы прочитать все мысли на лице у госпожи Боскет. Матушка тоже ничуть не обманывалась на счет будущей родственницы, но — увы! — Илона увидела в глазах леди Горналон лишь облегчение. Тайна раскрыта, никаких ужасающих скелетов в шкафу у Боскетов не нашлось, лишь сквернейший характер госпожи Боскет. Но это препятствие матушка не посчитает серьезным: после свадьбы молодых вместе с ребенком можно будет забрать в Брютон, подальше от госпожи Боскет, поближе к семье. А уж там леди и лорд Горналон предъявят зятю истинное положение дел и примутся перекраивать покорного молодого человека по своим представлениям.
Переводя взгляд со своей матушки на матушку Боскета, Илона уверилась, что они, сами того не зная, договорились, распределили роли и распланировали судьбу детей на годы вперед.
Возможно, Леопольда Боскета такое будущее сделает безмерно счастливым. Про себя Илона не была так уверена.
— Мой мальчик такой скромный, такой воспитанный и почтительный, он не осознает своих истинных достоинств и не требует многого, — будто в подтверждение, ворвался в мысли Илоны голос будущей свекрови. — Ему бы только работать, только трудиться на благо общества. Бывало, попросит зашить подштанники, я ему говорю: давай уже, Полли, купим новые! А он отвечает: что вы, маменька, разве у нас водятся лишние деньги?
У матушки сделалось такое лицо, словно она случайно проглотила жука. Экономный Леопольд попеременно становился то красным, то белым. Госпожа Эббот, привычная к манерам госпожи Боскет, в полном одобрении затрясла оборками чепца.
— Совсем не таков он, как нынешние молодые люди! — продолжала госпожа Боскет, как нарочно повышая голос, чтобы еще и на улице все узнали о достоинствах ее отпрыска. — Взять хотя бы сынка вдовы Зоммергер. Не слышали вы, госпожа Эббот? Как же, молодой Зоммергер, представьте, растратил все деньги в семье, да еще и в лавке, где служил писцом! Бедной матери пришлось валяться в ногах у хозяина и закладывать дом, чтобы его не взяли под стражу! А юный Хопкинс? На дворе осень, а он разгуливает по улицам в легком летнем сюртуке. Я спросила, где его пальто, и оказалось, что оно заложено в ломбарде Дюрхеля! Представьте! Там же находятся часы, которые он получил в наследство от отца!