Евгения Белякова - Приключения Гринера и Тео

Евгения БЕЛЯКОВА

"Приключения Гринера и Тео"

Глава первая,

Гринер на всякий случай еще раз протер полотенцем стол — чтобы въедливому Барбюсу хотя бы издали казалось, что оный предмет мебели чист.

Скукота.

Нет, совсем не так юноша представлял себе вольную жизнь, когда решил сбежать из замка. Мучимый угрызениями совести, он все же украл продукты из общей кухни. "Когда-нибудь я вернусь", — успокаивал он себя, — "и отдам долг". Потом, доев остатки хлеба и ветчины, он подумал, что не так уж много и позаимствовал. Хватило всего-то на пару дней.

После недели злоключений наконец-то повезло — его взяли на работу в таверну "Дикий лосось", что стояла у переправы через Ветелку. Большой тракт, много путников — тут всегда не хватало рабочих рук, а, учитывая характер хозяина, работники менялись каждый месяц. Поначалу Гринер сам не свой был от счастья: легкомысленно согласился работать за пищу и кров, теперь же хотел кроме этого получать еще и плату, но не смел заикнуться о своих нуждах. Барбюс был горяч на руку.

И ладно бы еще работа была интересная, — уныло размышлял Гринер, размазывая по столешнице вчерашнее пиво полотенцем, помнившим еще Малый Потоп, — так приходится заниматься тем же самым, что и в замке — мыть, убирать, чистить, прислуживать. С той разницей, что тут — никакого политеса. В замке что? — "Мальчик, не мог бы ты присмотреть за моим Пинки, он все время норовит… сделать нехорошее…" И не в том было дело, что Гринер не мог сказать «нет», несмотря на столь изысканное обращение, и не в том, что под «нехорошим» дама имела в виду что ее любимый кобелек болонки норовит смыться в кусты и нажраться там всласть дерьма, там по крайней мере все выглядело пристойно и красиво. А тут? Вваливается эдакий верзила, головой задевая потолок, и орет сипло: "Пива давай, и шевелись, отродье!". Самооценка тут же падает. И уж совсем она рушится, когда пытаешься пожаловаться на невежливое обращение хозяину. А он в ответ сплевывает, смотрит, как на идиота, щурится и цедит сквозь зубы: "Спасибо скажи, что сапогом в зад не засветили, неженка нашелся".

Так что Гринер был далек от счастья. Хотя в день, о котором пойдет речь… но — все по порядку.

С утра ему вроде бы даже повезло — какой-то гонец из столицы, не понаслышке знакомый с благородными правилами подачи пищи, заметив, как Гринер отводит левую руку в сторону, правой ловко выставляя поднос на стол, спросил, уж не работал ли юноша в замке. Гринер ответил утвердительно. Они немного поговорили о новостях, политике и столичной моде, но гонцу нельзя было задерживаться, он уехал, поблагодарив Гринера, и даже дал ему серебряный фернинг.

Вполне естественно, что юноша тут же стал строить на него планы. Не на гонца, а на фернинг. И в который раз убедился, что судьба всегда забирает самое дорогое. В детстве у Гринера был щенок, и, стоило мальчику к нему привязаться, как щенка отобрали, потому что он понравился "маленькой леди", которую восхитила манера песика умильно склонять голову набок, заламывая при этом левое ухо. Гринер был уверен — девочка увезла щенка с собой, но через неделю или две он ей надоел и она избавилась от него.

Вот и теперь, ситуация повторилась с поразительной точностью — гринеровский фернинг глянулся хозяину таверны. Барбюс отобрал монетку, и Гринер с тоской посмотрел ей вслед. Единственное, что отличало нынешний случай от того, давнего — хозяину фернинг явно не надоест.

Дальше — хуже. На Гринера опрокинули стол с напитками, во время драки (уже с утра!), затем хозяин послал его за телячьей колбасой в деревню, и юноша умудрился не заметить, что ему дали пять кругов вместо шести. Барбюс разозлился и погонял Гринера метлой по залу, что вызвало одобрение со стороны завсегдатаев «Лосося». Потом Гринеру всучили тряпку и заставили вытирать столы. Словом, будущее рисовалось в мрачных красках.

Но затем явилась эта троица.

Они Гринеру понравились. Особенно женщина. Не то, чтобы его привлекали невысокие крепкие женщины с выдающимся бюстом и в мужском платье, он вообще пока не определился со своими вкусами относительно слабого пола. Просто эта женщина тут же, с порога, поставила Барбюса на место, что не могло не порадовать многострадального Гринера, потирающего третью за неделю шишку.

— Хозяин! — крикнула она прямо с порога, пинком ноги распахнув дверь, — я слыхала, будто у вас тут подают прокисшее пиво и не прожаренное мясо престарелого рогатого скота. Настоятельно рекомендую начать меня переубеждать прямо сейчас.

Гринер восхитился слогу и стилю, не прекращая совершать полотенцем развозительные круговые движения. Барбюс же, в кои то веки не огрызнулся в ответ, а согнул спину в поклоне и кинулся на кухню. Еще бы, по виду этой женщины сразу можно было определить, что ссориться с ней нельзя. Во-первых — богатая одежда. Во-вторых — меч за спиной. Ну и напоследок — золотой, который она с порога же, еще не начав говорить, кинула в сторону Барбюса (тот его, кстати, ловко поймал).

"Наемница", — подумал Гринер.

— И пускай кто-нибудь расседлает наших лошадей и отнесет вещи в комнаты! — крикнула она вдогонку хозяину.

Гринер сделал вид, что он очень занят, и, судя по всему, за вещами отправился второй парнишка — Том. Гринеру не хотелось покидать зал, в котором становилось все интереснее.

Следом за женщиной в таверну вошли двое хорошо одетых мужчин — один, с лицом породистой лошади и неопределенных очертаний мешком за плечами, и второй, неизвестно чему усмехающийся брюнет с бородкой клинышком. Оба без оружия, что было необычно, но — мало ли, какие у них были причины таскаться за этой странной женщиной.

Она пошла прямиком к столу, около которого Гринер торчал вот уже без малого полчаса, и ткнула в него пальцем.

— Вот, думаю, самый чистый. Парень, хватит гонять воду по столу, — обратилась она уже к юноше, — лучше несись стрелой на кухню, за пивом.

— За вином, — лениво поправил ее клинобородый.

— Ты ошалел, Дерек, — фыркнула наемница, — вино в этом захолустье? Эй, парень…

Она посмотрела на Гринера взглядом настолько пронзительным, что у того в животе похолодело.

— Есть у вас приличное вино?

В этот момент, когда она смотрела прямо на него, Гринер не смог бы соврать, даже если бы очень захотел.

— Нет, миледи.

— А я что говорила. Ну, что стоишь, беги, юноша… Мы умираем от жажды.