Питер Бигл - Нагиня

Питер Бигл

Нагиня

От автора. Последующее повествование представляет собой отрывок из недавно обнаруженного римского манускрипта, относящегося к первому веку нашей эры; авторство приписано Гаю Плинию Секунду, известному нам как Плиний Старший. Манускрипт имеет отдаленное сходство с приложением к его великому энциклопедическому труду — «Естественной истории», и, очевидно, написан ученым незадолго до смерти, последовавшей в 79 г. от Р.Х. при извержении Везувия. Но как этот фрагмент попал в руки современного исследователя, история абсолютно другая, и читателям до нее совершенно нет дела.

Начнем с создания, вести о котором пришли к нам лишь из полумифических земель за Индом, где обитает множество драконов и единорогов. Торговцы, путешествовавшие из Индии в Месопотамию, описывают нага как огромного змея с семью головами, подобного твари, известной нам под именем гидры. Если не упоминать о победе Геркулеса над Лepнейской гидрой, надежные источники повествуют нам о многочисленных встречах с этими животными вдали от побережий Греции и Британии.

У гидры бывает от семи до десяти голов, похожих на собачьи; обычно описания изображают их растущими на концах длинных и мускулистых шей или щупальцев; пасти эти не пожирают добычу, но подтаскивают ее к средней голове, самой крупной, которая и раздирает жертву на части клювом, словно какой-то чудовищный африканский попугай. Далее говорят, что отсеченные головы и перерубленные шеи срастаются; греческие авторы утверждают, что это происходит мгновенно, однако склонность их ко лжи и не меньшая доверчивость превышают пределы разумного.

Тем не менее в существовании гидры не может быть сомнений: я сам разговаривал с моряками, чьи товарищи пали жертвой прожорливости этих тварей. Когда мореходам удается поймать гидру отмщения ради, они варят ее живьем и пожирают.

Рассказывают, что вкусом гидра напоминает тот суп, который варят из сапог в пустыне оголодавшие солдаты. Аромат его трудно забыть.

Тем не менее, невзирая на поверхностное сходство с гидрой, наги явно отличаются от нее. Судя по имеющимся у меня сведениям, народы Индии и земель, что лежат за нею, почитают это создание, вознося его почти до богов и одновременно ставя ниже самого человека. Противоречия на этом не кончаются: например, утверждают, что укус нага смертельно опасен для всего живого, и в то же время отмечают, что физически опасными для человека являются лишь некоторые экземпляры. (И в самом деле, источники моих знаний не согласуются даже в определении обычной добычи нага: некоторые исследователи предполагают, что тварь сия вовсе не ест, но поддерживает свою жизнь молоком диких слоних, которых пасет и охраняет, как мы свой скот.) Стихия нагов — вода, поэтому считается, что они могут вызвать дождь или прекратить его, а значит, их надлежит ублажать жертвами и прочими приношениями и обращаться с непременным почтением. Как драконы в наших краях, наги хранят великие сокровища в своих глубоких логовах; но говорят, что, в отличие от драконов, наги сооружают себе подземные дворцы, немыслимо прекрасные и полные роскоши, и обитают в них, словно цари и царицы нашего мира. И все же наги часто теряют покой, тоскуя о том, чего у них нет, и тогда оставляют свои чертоги ради рек и ручьев Индии. Тамошние философы считают, что наги ищут таким образом просветления, однако в Риме есть секты, уверяющие нас в том, что они отправляются на охоту за человеческими душами.

Тем, кто служит Императору в Британии, будет достаточно интересно узнать, что, по слухам, подобные нагу создания обретаются в болотах далеко на севере этого острова, где им поклоняются как подателям плодородия, быть может, потому, что зимние месяцы они проводят под землей, в спячке, и выходят наверх с первым весенним днем. Но копят или нет эти змеи сокровища под землей, как делают наги, и сколько голов у них, я не знаю.

Говорят, что каждый наг владеет бесценным самоцветом, являющимся источником его великой силы. Подобно слонам, они религиозны и даже благочестивы, а потому посещают святилища индийских богов, вознося им приношения того же самого рода, что получают сами. Кроме того, известно: цари нагов предоставляли богам свое тело в качестве ложа, капюшоном прикрывая их от дождя и солнца. Верны ли подобные истории или нет, однако сам факт существования их, безусловно, свидетельствует об уважении, с которым относятся к нагам в этих краях.

Общеизвестно еще одно озадачивающее противоречие в природе нагов: считают, что женские особи этих существ (нагини) способны принимать человеческий облик, и этой способности лишена противоположная половина их породы. В таком ложном обличье нагини нередко приобретают редкостную красоту, а посему некоторые царские семейства ведут свое происхождение от брака смертного царевича с нагиней. Об этом говорится в истории, которую поведал мне самому некий купец, торговец шелками и красителями, много странствовавший по Индии и соседствующий с этой страной областью на Востоке, которую жители ее именуют Камбуджей. Я перескажу вам эту повесть, поелику возможно сохраняя манеру рассказчика.

В Камбудже, чуть в стороне от царского дворца, до сего дня сохранилась башня, полностью покрытая золотом, что было принято среди тамошних царей. В давние времена построил ее юный царь; едва приняв власть, он поторопился устроить покои себе и своей будущей царице. Но юношеская надменность и нетерпение не давали никому угодить ему: эта девушка казалась слишком простой, другая чересчур скучной, третья была достаточно красивой, но излишне бойкой на язык, четвертая не подходила по семейным соображениям, да и к тому же от нее пахло вяленой рыбой. И в результате цвет его молодости миновал в величественном одиночестве, которое — как часто указывают, — безусловно, не может заменить общества преданной жены и ее мудрости и любви, царица она или простая служанка.

Одиночество царя все углублялось — хотя он в этом не признавался даже себе — и портило его нрав. Не то чтобы он становился жесток или капризен, однако правил вялой рукой, не творя ни зла, ни добра и не имея склонности ни к тому, ни к другому. А золотая башня все пустовала, если не считать пауков и сычей, выводивших собственное потомство на маковке шпиля.

Постепенно царь приобрел привычку бродить переодетым среди собственного народа, заполнявшего улицы и базар теплыми вечерами. Ему представлялось, что подобным образом он узнает кое-что о повседневной жизни своих подданных, однако это было вовсе не так: во-первых, любой рыночный плут узнавал царя в самом хитроумном обличье, ну а во-вторых, потому что правитель по-настоящему и не хотел понимать людей.