Мари Кирхофф - Кендермор

Мари Кирхофф

КЕНДЕРМОР

Поздним полуднем внутри таверны "Последний Приют" в небольшом городишке Утехе царило полное спокойствие. Трое друзей восседали на своих излюбленных местах у камина и строили планы на будущее.

— Куда ты думаешь отправиться в первую очередь, Тас?

Танис Полуэльф расслабленно склонился над темной вощеной поверхностью дубового стола, упершись подбородком в руки.

Напротив Таниса за столом сидел его друг-кендер, Тассельхофф Непоседа. Рядом с Тассельхоффом примостился крепыш гном, Флинт Огненный Горн.

Запах курящегося дымка вился перед носом кендера. Этим запахом напрочь пропитались все сорок восемь дюймов его ребяческой фигурки, от нижней кромки задорных голубых штанишек и до самого кончика хохолка соломенных волос. Знакомый аромат проливал бальзам на душу, однако кендер был слегка расстроен; скоро ему придется покинуть своих лучших друзей на пять лет, а пять лет — это такой огромный срок! Семеро неразлучных товарищей решили на некоторое время разойтись, а затем встретиться снова — ровно через пять лет — после того, как разузнают, что за слухи о предстоящей войне бродят среди людей, а кроме того, решат свои личные проблемы.

— До сих пор я особенно не задумывался, куда пойду, — неопределенно сказал кендер. — Мне кажется, куда подует ветер…

Перевернув пустой кувшин донышком вверх, Тассельхофф откинул голову и стал ждать, пока последняя капля ароматного пенящегося пива медленно соскользнет в пересохший рот. В конце концов пена с хлопком шлепнулась вниз.

Удовлетворенно причмокнув губами, он вытер их краешком отделанного мехом рукава. Кендер покосился в сторону тускло освещенного пивного бара, а затем перевел взгляд на Таниса.

— Хотя все мои друзья на Кринне уже заждались, когда же выберусь их проведать! — Тассельхофф поставил пустую кружку на край стола, чтобы ее снова наполнили.

Глаза Флинта весело сверкнули под густыми, черными с проседью бровями.

— Держу пари, что они ждали! А еще могу поспорить, что они не сидели при этом сложа руки, а упорно совершенствовали свои умения по части дверных замков!

Старый гном громко рассмеялся, так что его рот показался из-под укрывавших его обычно растрепанных колючих усов и широкой бульбы носа, а мясистые щеки задрожали в такт раскатам хохота. Даже Танис, этот миротворец, не мог удержаться, чтобы не улыбнуться в ладошку.

— Ох, ты что, действительно так думаешь? — серьезно выкрикнул Тассельхофф. Когда он улыбнулся, его ребяческое личико пронизало бесчисленное множество крохотных, рассыпающихся морщинок, придавая ему схожесть с дрожащим расколотым оконным стеклом. Морщинки на лице были характерной чертой всех кендеров, что делало весьма затруднительным точную оценку их возраста. — Многие из теперешних замков жуть какие хрупкие — ни от чего не защищают! Не знаю, как люди могут только оставлять под их защитой вообще что-нибудь?!

— Как же иначе, если повсюду снуют кендеры? — тихо фыркнул Флинт. Предостерегающий взгляд Таниса ясно сказал ему, что его слова достигли чутких эльфийских ушей. Танис любил защищать кендера от необоснованных колкостей Флинта, несмотря на то, что Тас никогда по-настоящему не обижался на них.

Два плотно прижатых друг к другу пальца Флинта исчезли под густой копной усов, и гном издал громкий, резкий свист. Таверна была пустой, так что приемная дочь владельца подошла к столику с некоторым опозданием. Она была розовощекой девочкой с серьезными глазами и коротко подстриженными, вьющимися темными волосами. Несмотря на легкий ветерок, задувавший в щели нескольких окон с заляпанными стеклами — через несколько недель они будут прикрыты двойным слоем промасленной бумаги, чтобы зимний холод не проникал внутрь помещения — погода в эти деньки стояла на диво теплая для ранней осени. Флинт называл ее "последним танцем лета". В сочетании с жаром, идущим от ежедневно расжигаемого огня в очаге, неудивительно, что тяжелый душный воздух приклеил волосы девочки ко лбу, а грубая домотканная туника прилипла к спине, пропитавшись потом.

— Что будет угодно, сударь? — серьезно осведомилась она. Голос ее звучал совсем не утомленно, как у сезонной прислуги. Пройдет несколько лет, печально подумал Флинт, и ее сломят наглость и нежеланное внимание слишком многих мужчин…

— Ты Тика? — спросил он и получил в ответ утвердительный кивок. Флинт ободряюще улыбнулся. — Вот что, Тика, мне нужны еще две…

Танис быстренько осушил остатки из своей кружки и выставил ее вперед.

— …наполни-ка вот эти три кружки замечательным элем Отика, — тут же поправился Флинт. — Я плачу.

— Хорошо, сударь, — изящная фигурка Тики слегка покачнулась, а затем умело скользнула между плотно придвинутыми столами к стойке бара.

Таверна "Последний Приют" очертаниями напоминала букву L. Низкие потолки делали комнатку очень уютной для небольших компаний, хотя иногда, в особенно напряженные ночи, она начинала казаться слишком тесной. Стены были сложены из толстых, темных деревянных бревен, скрепленных разведенной смолой, и наполняли воздух тяжелым мускусным ароматом, необыкновенно приятным и привычным для завсегдатаев таверны. Комната была уставлена маленькими круглыми столиками, а Отик посчитал необходимым поставить еще и огромный стол с длинными скамьями, чтобы путешественники могли спокойно беседовать за едой.

Кухня, шумное и суетное место, располагалась в основании буквы L. Грохот кастрюль и пронзительные голоса кухарок, а вместе с ними соблазнительный запах знаменитой отиковой картошки со специями доносились оттуда круглосуточно.

Необычным было то, что таверна примостилась на могучих ветвях валлинового дерева, грациозного, быстро растущего великана, который, казалось, распростер крону над всей Утехой. На самом же деле город, за исключением конюшен и еще нескольких построек, целиком размещался высоко над землей в ветвях валлинов. Это придавало поселению особенный колорит — захватывающе прекрасное, оно, тем не менее, было прекрасно подготовлено для обороны. Шаткие висячие мостики уносились ввысь, обвивая змейками стволы древьев, и слегка колыхались в воздухе, связывая друг с другом торговцев, знакомых и друзей.

Трое друзей сидели у огня и, казалось, полностью ушли в раздумья, когда вернулась с выпивкой Тика. Глаза юной девушки задержались на привлекательном лице Таниса — темных, широко поставленных, задумчивых глазах; скулах, выточенных, казалось, из мрамора; густых вьющихся рыжих волосах, небрежно растрепанных. Но когда ее взгляд непроизвольно упал на худощавое, но мускулистое тело, обрисовывающееся даже через рубашку, руки девушки вдруг стали неуклюжими, и она выплеснула на стол немного эля.