Глен Кук - Холодные медные слезы

1

Может, пора была такая. Я не находил себе места. Мое тело окончательно обленилось, а нервы пронзительно визжали, требуя какого-нибудь занятия. Кошмарное сочетание. Это означало, что мне недолго оставалось предаваться блаженному безделью.

Я – Гаррет. Мне за тридцать, рост – шесть футов два дюйма, вес – двести фунтов, рыжий, бывший моряк, словом, парень хоть куда. За определенную цену я разыщу пропажу или отобью излишний интерес к вашей персоне у любознательных типов. Я не гений. И результатов добиваюсь исключительно благодаря своему упрямству. Я слишком напорист, чтобы сдаваться. Мой любимый вид спорта – охота за юбками, любимое блюдо – пиво. Упорным трудом я заработал собственный дом на Макунадо-стрит, на полпути между Холмом и портовым районом Танфера.

Посетительница появилась днем, когда мы с моим другом Плейметом беседовали о религии, поглощая низкоалкогольный ленч.

Высокая блондинка, кожа – чистый атлас нежнейшего оттенка! Слабый непривычный аромат и улыбка, говорившая, что ее обладательница видит всех насквозь и Гаррет для нее – лишь большой кусок хрусталя. Она казалась напуганной, но не сильно.

– Похоже, я влюбился, – сообщил я Плеймету, когда старик Дин провел ее в закуток, торжественно именуемый моим кабинетом.

– Третий раз за эту неделю. – Плеймет залпом осушил кружку. – Только не говори Тинни. – Он начал вставать. Он вставал, и вставал, и вставал. Девять футов росту – не шутка. – Он исполнил сложный танец с Дином и блондинкой, пытаясь выбраться в коридор.

– Пока.

Мы неплохо провели время, хихикая над скандалом, разразившимся в религиозных кругах. Когда-то Плеймет провернул одну аферу, которая разворошила это осиное гнездо, а я ухитрился прижать его должников, и наличные спасли ему жизнь и конюшни, которыми он владел.

Я посмотрел на блондинку. Она – на меня. Мне понравилось то, что я увидел. Она испытала смешанное чувство. Лошади от меня пока не шарахаются, но за полтора десятка лет меня столько раз дубасили по физиономии, что это придало ей несколько своеобразный вид.

Дамочка продолжала улыбаться таинственной улыбкой, которая заставила меня оглянуться и посмотреть, что за соперник дышит мне в спину.

Дин уклонился от моего взгляда и быстро слинял, делая вид, что ему необходимо убедиться, не забыл ли Плеймет закрыть за собой входную дверь. Дину полагалось никого сюда не впускать. Эта блондинка, должно быть, околдовала его, если смогла заставить забыть свои обязанности.

– Я – Гаррет. Садитесь.

В ней было нечто большее, чем красота, чем стиль, – некая особая аура. Она принадлежала к тому типу женщин, которые евнухов заставляют рыдать, а священников – проклинать свои обеты.

Она расположилась в кресле Плеймета, но имени своего не назвала. Потрясение начало проходить. За роскошной оболочкой я разглядел леденящий душу холод. Интересно, есть ли под ней хоть что-нибудь?

– Чай? Бренди? Мисс?.. Если мы улестим Дина, он может раздобыть даже глоток Танферского Золотого.

– Вы меня не помните?

– Нет. А должен?

Мужчина, который способен ее позабыть, наверное, уже покойник. Но это замечание я оставил при себе. При взгляде на нее меня снова прошиб озноб.

– Это было довольно давно, Гаррет. Последний раз мы виделись, когда мне было девять, а вас собирались призвать во флот.

Мой внутренний колокольчик не звякнул, я не держу в памяти девятилетних красоток, а кроме того, те годы я не любил вспоминать; напротив, я всячески пытался забыть пятилетний ад службы в морской пехоте.

– Мы жили по соседству, на третьем этаже. Я была без памяти влюблена в вас, а вы меня едва замечали. Впрочем, я, наверное, умерла бы, если бы вы повели себя иначе.

– Сожалею.

Она пожала плечами.

– Меня зовут Джилл Крайт.

Она и выглядела, как Джилл,[1] безупречное создание с янтарными глазами, которым, правда, полагается полыхать жаром, а не обдавать ледяным дыханием арктической пустыни. Но она не имела никакого отношения к тем Джилл, пусть даже девятилетним, которых я когда-либо знал. К любой другой Джилл я непременно подкатил бы с предложением наверстать упущенное. Но ее холод пробирал насквозь. Моя сдержанность заслуживала того, чтобы меня погладили по головке, когда я в следующий раз пойду на исповедь. Если, конечно, когда-нибудь пойду. В последний раз я был на исповеди, когда девять было мне.

– Должно быть, вы разочаровались во мне, пока я был в плавании. Я не видел вас на причале, когда вернулся домой.

Я уже составил мнение о ней. Она запалила огонь, когда ей нужно было прорваться через Дина, а потом преспокойненько погасила его. Она потребитель. Пора намекнуть ей, чтобы не трудилась украшать своей особой это кресло и отвлекать его владельца от ленча.

– Вероятно, вы заскочили ко мне не только из желания поболтать о старых добрых деньках на Пич-стрит.

– На Пайм-стрит, – поправила она. – Похоже, я попала в беду. Мне может понадобиться помощь.

– Люди, которые приходят сюда, как правило, в таком же положении. – Что-то подсказало мне, что пока не стоит выставлять гостью за дверь. Я снова оглядел ее.

Костюм несколько консервативного покроя явно был сшит у дорогого портного. Это подразумевало, что у его владелицы водятся деньги, но не давало гарантии. Некоторые люди в моей части города все свое состояние носили на себе.

– Я вас внимательно слушаю.

– Наш дом сгорел, когда мне было двенадцать лет. – Тут-то и зазвонить бы моему колокольчику, но он проснулся куда позже. – Мои родители погибли. Я попробовала жить у дяди. Мы не очень-то ладили. Я сбежала. Но улица совсем неподходящее место для девочки без семьи.

Это точно. Иначе откуда бы взяться этому айсбергу? До такой не дотронешься, не подойдешь близко, не обидишь. Но какое отношение прошлое имеет к ее появлению здесь и сейчас?

Люди приходят ко мне, когда беда дышит им в затылок. Возможно, просто закрыв за собой мою дверь, они уже чувствуют себя в безопасности. Во всяком случае, им явно не хочется выходить отсюда. Они начинают болтать о чем угодно, только не о том, что их тревожит.

– Могу себе представить.

– Мне повезло. У меня была внешность и кой-какие мозги. Я использовала их, чтобы обзавестись связями, и преуспела. Сейчас я актриса.

Это могло означать что угодно. Всеобъемлющая формулировка, за которой женщины скрывают свои не вполне пристойные способы свести концы с концами.

Я поощрительно хмыкнул. Гаррет всегда воплощенное понимание.

В комнату заглянул Дин – убедиться, что со мной все в порядке. Я постучал по кружке.

– Повтори. – Похоже, мне предстояло выдержать долгую осаду.