Дмитрий Кузьмин - Забытый город (СИ)

Кузьмин Дмитрий

Забытый город

Пролог

Выдержки из исповедальной тетради Рикарда Донавана. Архив отдела психологической поддержки полиции Забытого города.

Разве кто-то имеет право управлять судьбами людей, не задумываясь о последствиях? Закрывать от всего мира целый город, отрезать все коммуникации, брать огромные отступные за выход из него? Ставить вечное клеймо преступника на тех, кто просто родился не в том месте и не в то время — в городе, которые даже его обитатели называют Забытым?

Что это? Проявление страха правительством или огромный социальный эксперимент? Любопытно стороннему наблюдателю, но нам, жителям города, нет до этого дела. Будь у нас немного спокойствия, кто-нибудь наверняка попытался бы разобраться с этим вопросом — но все слишком заняты выживанием. Я был полицейским, служил в спецназе. Я воевал. Я не смог искупить свои грехи, хотя забрал много плохих жизней. Убивая одних, я спасал не в пример больше. Я полицейский в Забытом городе — но я преступник для всего мира. У меня столько же прав, сколько у пропащего наркомана в поисках дозы — его никогда не пропустят через приграничный контроль, меня — тоже.

Единственный шанс выйти отсюда — найти золото для взятки. Но столько золота, сколько требуют пограничные службы, честным путем заработать нельзя. Выйти в мир могут только самые изворотливые, те, кто обманул и убил очень многих. Среди них не будет меня, не будет моей жены и моих детей.

Я служил закону и не понимал, что отдаю жизнь за призрака. За умерший закон, которому никто не принесет цветы на заросшую бурьяном могилу. Слишком много страха, еще больше ужаса и уныния. В этом городе свой список грехов, и к библии он не имеет отношения.

Те, кто создавал наш город, оказались недостаточно мудрыми. Не отважными. Они вообразили себя богами, вообразили, что имеют право — а были всего-то людьми. Мои дети приобрели клеймо преступника через пару недель после рождения. Укол специальной машинкой — и вот ты уже в стаде навсегда. Татуировка наносится безболезненно для тела — на всех, кто родился в городе или просто вошел в него. Маленький рисунок, с ноготь величиной, клеймо преступника и отброса. Знак отличия, вечный символ того, что ты никогда не войдешь в открытый мир, а сгниешь Забытой зоне.

Этот город закрыт от мира. Заблокирован с одной стороны морем с острыми скалами, с другой — Стеной, на которой постоянно дежурят люди в форме. Раньше этот город был промышленной зоной, после — огромной нефтяной базой, сейчас — тюрьмой. Если рискнешь подойти к Стене поближе — увидишь пограничников. Людей вооруженных, имеющих право стрелять в голову, в сердце, любому, кто слишком близко подойдет к Стене, которая громадой бетона и камней разделяет жизнь и существование. Неважно, будет это взрослый мужчина, привлекательная женщина или дряхлый старик. Даже если годовалый ребенок будет ползти к стене, пуская слюни, и на щеке его будет видна татуировка-клеймо, что светится и сигнализирует при приближении к силовому полю — солдат обязан выстрелить. Он будет виноват только перед совестью, но никак не перед законом. Но мне уже давно кажется, что никакой совести нет.

Наверное, в этом есть и наша вина. Каждый платит огромную и страшную цену за жизнь в Забытом городе. Как и в любой тюрьме — мы разучились жить нормально. Что мы будем делать там, снаружи?

Жизнь в Забытом городе дает свое права. Например, право на удобное самоубийство. Что может быть легче? Надоело? Подойди к границе, тебя любезно пристрелят. Самому делать ничего не нужно.

В Забытом городе есть даже буферная зона, под стать стилю жизни большинства из нас. Кучи трупов, которые скапливались около Стены десятилетиями, никто не будет убирать. Санитарных служб нет, военным не интересно заниматься чисткой города. Когда новичка запускают в Забытый город, первое, что он видит — истлевшие, гнилые тела. Большинство не решается начать путь — впадая в истерику, они разворачиваются и бегут к стене. Сразу же пополняя число самоубийц.

В Забытом городе нужно уметь выживать. Здесь нет места тем, кто проигрывает страху и омерзению. Нужно стать страхом, омерзением, ужасом — чтобы выжить.

Глава 1

Третий день небо возмущалось и проливало на жителей Забытого города массы воды. Дождь, ежедневно, без перерыва. Сергий осмотрел сплошную синеву наверху, сощурился, поежился, чувствуя, как холодные капли ударяются о воротник и проникают за шиворот, не выдержал напора воды и закрыл глаза. Отставной священник в городе отбросов, где даже Церковь — это всего лишь название группировки. Мужчина провел рукой по лицу, стирая с обветренной кожи темные, грязные капли. В голове немного прояснилось, стало легче дышать.

Священник вернулся в дом, зажег стоящие около стен свечи. Свернул половик посередине самой большой комнаты, обнажив выжженную пентаграмму. Достал из ящика урну с пеплом, щедро осыпал рисунок, сел в середину круга и начал ждать. Сергий был единственным, кто еще верил в Высшие силы в городе, канализация которого порой вместо дождя заполнялась бурлящей кровью.

Дождь был нередким гостем в Забытом городе, но пророчества к Сергию являлись только после долгой непогоды. Как сейчас — осенний вечер, плавно переходящий в ночь. Время можно узнать, только взглянув на часы — яркого света не было уже долго. Проснувшись, священник видел хмурый город, который не умел жить, но не хотел просто так погибать.

— Господи, прекрати агонию этого места, дай шанс попасть ему в рай, или отдай всех нас в ад. Мы слепы, мы дети твои, наставь нас на путь, или брось нас в этом чистилище, — принялся бормотать Сергий.

К горлу подступила тошнота, в комнате разлился резкий запах восточных благовоний. Верный знак — такому аромату у Сергия дома взяться неоткуда, значит, скоро наступит момент просветления — результат старого проклятия. Сергий тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и продолжил бормотать молитву.

Священник скорчился на полу, засучил ногами, пытаясь свернуться в клубок, прижать как можно сильнее колени к груди. Живот пронзила вспышка боли. Острая игла проникала все глубже, с каждой молнией в небе обжигая внутренние органы. Сергий почувствовал, как лед проникает в почки, заставляя онеметь низ спины. Ударил гром — и он ясно представил, как разворачивается, разлагается его кишечник. Порыв ветра — кажется, начался град — громкий стук о крышу известил, что настала пора легких. Резкой болью отзывался каждый вздох.

Сергий в исступлении повторял: «Господи, наставь на путь, Господи, вразуми», пытаясь облегчить боль. Вокруг пентаграммы вспыхнула стена пламени. Внутри огненного круга катался в агонии человек. Закатились глаза, белки заволокло черно-красной пеленой. Удар молнии пронзил сердце, превращая организм в сгусток боли. Если бы священник еще мог думать — он бы не сомневался, что его просьба услышана. Был выбран путь в ад.