Александр Шаповалов - Серая нить. Книга первая.

Шаповалов Александр Викторович

Серая нить.

Книга первая.

САМОЕ НАЧАЛО.

ГЛАВА 1.

Алекс почувствовал сквозь сон, как телефон подскакивает на столе от вибрации. Послышался мерзкий сигнал, сначала тихо, потом громче и громче. На самой высокой ноте он захлебнулся в своей ненависти к человечеству и замолк.

В наступившей тишине сон выглянул из уголков сознания и стал опускаться на веки, давя на них всей своей тяжестью. Облака ночных грез окружили дремавшее сознание, соблазняя пышностью перин, приглашая улечься и забыться сладким утренним сном. Тело с радостью откликнулось на этот призыв, отдавшись в сладкие объятья Морфея. Но достигнутая гармония души и тела была в один миг разрушена худшим изобретением человечества, будильником, который вновь дал о себе знать, заведя свою гнусную песню. Алекс открыл глаза и тяжело вздохнул.

– Как не прискорбно, но возвращение в реальную жизнь состоялось, – констатировал он факт своего пробуждения, разглядывая трещину на потолке.

Скорбь по этому событию сопровождалась муками похмелья и гадкими ощущениями во рту.

« И дернул меня черт вчера в кино вместо пива, водки взять» – подумал он, морщась от боли в висках. – « Стоп. Пиво тоже было, потом, позже.

В наказание за вчерашнее издевательство над собой, организм ответил воспоминаниям острой болью в затылке.

Алекс с трудом поднялся, прошлепал босыми ногами в ванную, мучая себя некстати лезущими в голову вопросами: «Что за фильм? С кем ходил?»

– Не помню, хоть убей, не помню, – буркнул себе под нос Алекс и, набрав в руки пригоршню воды, плесканул её в лицо.

Растерев влагу по морде, он почувствовал себя чуть лучше, вместе со свежестью в голове начали всплывать обрывки памяти.

– Ба, – произнес Алекс, глядя в запотевшее от перегара зеркало, – я же на «Властелина ходил»! Мда, ходил, то ходил, вот только с кем? – напрягал он, не желавшие в никакую работать, мозги.

– Видать не дурно-с время провели, – добавил он, почесав колючий подбородок. – Жаль, что не помню.

Оставляя мокрые следы на полу, он направился на кухню. Проходя мимо большого зеркала, Алекс мельком взглянул в него и продолжил путь. В дверях кухни он остановился и вернулся назад, к зеркалу.

– Опаньки, – произнес он, вглядываясь в отражение.

На него смотрело существо с помятой рожей, дыбом стоящими волосами, в ярко красных ажурных трусиках.

– Опаньки, – еще раз произнес Алекс, оттягивая врезавшуюся в кожу резинку, но никак не находил причину, по которой сея одежонка оказалась на нем.

Позже, поедая подгоревшую яичницу, а затем в троллейбусе, он не переставал мучить себя вопросами. «КАК? ГДЕ? С КЕМ?»

Несколько раз всплывал вопрос о целостности или вообще, неосознанной смене ориентации. В конец устав бороться с памятью, все, равно проигрывая ей в чистую, Алекс уставился в окно.

Последнее место, где Алекс зарабатывал на пропитание, находилось в другом конце города, за чертой жилых районов. Ехать было далеко, и он частенько успевал вздремнуть, пока добирался до работы.

– Конечная, – услышал он сквозь дремоту.

Алекс встал, мотнул головой, сгоняя сонливость, вышел на улицу. Вздохнув полной грудью, он передернул плечами от утренней прохлады, быстрым шагом направился вдоль тропинки. До работы ему предстояло пройтись пешком с километр. Войдя в дверь, Алекс наткнулся на боса.

– Та-ак, спать, мы любим, а работа не волк, – произнес человек, похожий на бабушкин комод, такой же низкий и широкий.

Его борода, торчащая во все стороны, вызывала улыбку. Но стоило взглянуть на руки с бугрящимися мышцами, сразу становилось понятно – шутки в адрес бороды здесь чреваты всевозможными осложнениями.

– Рожа опухла, а он все на подушку давит, – продолжал бухтеть Глеб, пока его подопечный переодевался, – что можно вбить в эту голову, ежели там гулянки, да бабы. У других дети подрастают, скоро сами плодиться начнут, а ты по лесам шастаем, да танцулькам. А, что с тобой говорить. По последней фразе Алекс понял, шеф выговорился и можно смело выходить.

– Ишь выпендрился, – сказал Глеб, глядя на новенькую робу, – на меха становись.

Старая кузница, построенная ещё прадедом Глеба, стала тем причалом, где три года назад бросил свой якорь Алекс. Все вышло случайно. Он заехал с другом, который зарабатывал, катая детишек в парке на лошадке, подкову поменять. И будто попал в сказку, верней очутился в родном, но потерянном им мире.

Околдованный огнем в горне и силой, что исходила от кузнеца, он сам не заметил, как у него вырвалось.

– Хозяин, помощник не нужен?

Мужичок осмотрел Алекса из подлобья, через кудри своих бровей, проскрипел:

– Ну, коль есть желание, приходи, только, чур, опосля не хныкать, ежели что.

Первое время Алекс частенько испытывал желание поплакаться кому-нибудь в жилетку. Он буквально валился с ног от усталости по окончанию рабочего дня. И это было не удивительно, техника в кузнеце была на допотопном уровне, верней сказать она отсутствовала напрочь.

Казалось, кузнецу взяли несколько веков назад и перенесли в наше время. Даже меха накачивались вручную. Алекс как-то спросил у Глеба:

– От чего все так запущено? Можно хотя бы вместо мехов мотор приладить, чтобы не в ручную воздух гнать, все легче было бы.

Но вместо ответа коротышка, запыхтев трубкой, как груженый паровоз, встал и ушел, круша все на своем пути. Затем ещё долго бросал на Алекса сердитые взгляды, давая понять, что слова подмастерья оскорбили кузнеца. Позже, когда «пар был спущен», Глеб снизошел до ответа:

– От того дурья твоя башка, что есть вещи, которые мы не вправе менять.

Через несколько дней, будучи в хорошем настроении, он объяснил свой взгляд на жизнь.

– Ты спрашиваешь, почему не ставлю тарахтелку. От того, что не место ей здесь, нет в ней духа кузнечного, так машинка бездушная. И не улыбайся, – Глеб достал трубку, стал тщательно набивать её табаком. – А ведь железка, железке рознь. Тут, каждый молоток, каждый зажим помнит не только мои руки, но и руки отца, деда. Часть их души осталось в них, – он тщательно раскурил трубку, затем продолжил. – Вот ты у своего приятеля спроси, отчего он ко мне подкову править ездит. Ведь цены у меня кусаются, – кузнец, выпустив облако дыма, продолжил – да кузня за городом, в отличие от других. И знаешь, что он скажет в ответ? – Алекс пожал плечами. Бородач ухмыльнулся и выпустил ещё одну струю дыма. – Лошадка с моими подковами бегает резвее, а держатся они дольше, чем от других мастеров. Все это оттого, что всю работу я делаю руками. Сквозь сердце пропускаю, своим потом поливая. Частичка души в работе остается, а душа она для добрых дел безмерна. Ладненько, хватит зады отсиживать, работы не меряно, – неожиданно закончил разговор по душам Глеб.