Ник Перумов - Алиедора

Ник Перумов

Алиедора

Xa sompeali di Marga

Мы говорим – вначале всё пребывало в гармонии. Мы говорим – вначале всё оставалось недвижно, неизменно, совершенно. Совершенство не нуждается в изменениях, как не нуждается в них идеально сотворённый кристалл. Изменчивость – болезнь нашего мира. Изменения ведут лишь к истощению сил и конечной гибели – так говорим мы. Они – зло, порой необходимое, а порой…

…Наш мир менялся. Так утверждали Старшие, умевшие заглянуть в прозрачный лесной родник и узреть надвигающуюся из дальнего далека вражью орду – за множество немереных поприщ.

Наш мир менялся вместе с Безымянными, незримой стопой попиравшими его плоть. От листа к листу Великого Древа шагали они, и всюду с их приходом ткань бытия приходила в движение. Подобно кругам по воде от канувшего в глубину камня, расходились волны этих перемен, и далеко не всегда мы, не бессмертные, но долгоживущие и хранящие память о предначальных днях, могли понять, к добру они для мира или к худу.

Для мира, не для нас. Для нас они почти всегда оказывались исключительно к худу.

Старшие видели всё. Зарождение огненных гор и их умирание, обрушение в неведомые глубины земли; появление могучих рек и их конец, когда от полноводных потоков оставались лишь сухие русла; видели полёт величественных крылатых существ и жалкий конец их потомков, выродившихся в подколодных змей.

Они не увидели лишь одного – того мига, когда лоно мира, задрожав от небывалой боли, извергло из себя первых людей.

Мы говорим – один из Безымянных спустился к самым огневеющим недрам. Однако слабы оказались кости земли, редко им доводилось держать на себе подобную ношу. Мы говорим – опоры подломились, основания распались, и Безымянный рухнул вниз, в море бушующего пламени. Мы говорим – там впервые испытал он боль, там впервые познал страх и желание жить – во что бы то ни стало, любой ценой.

…Безымянный вырвался из пламенной ловушки – иного и случиться не могло, ведь он был изначальной силой. Однако он унёс с собой память о небывалом, там испытанном. О неистовой борьбе. О безумной надежде. И об ощущении надвигающегося неизбежного конца.

Старшие говорят – наверное, столь сильны были эти чувства, что не смог Безымянный удержать их в себе. Опа– лённый подземным пламенем, он словно лишился рассудка; и верно, ничем, кроме как временным помрачением великой силы, нельзя объяснить появление на земле Райлега людей.

Мы говорим – Безымянный кричал от неведомой ранее боли, и крик этот достигал самых отдалённых уголков нашего мира. Крик сотрясал основы, и незыблемое повергалось во прах. А когда стих страшный вопль, из раскрывшегося земного чрева в потоках лавы появились первые люди.

Жестоки они, как породивший их отец-огонь, и тверды, как мать-земля. Только кажутся они порой слабыми и безвольными. Легко впасть в ошибку презрения, недооценив их силы. В сердце даже самого никчёмного, самого трусливого из их племени горит изначальное пламя, а в душе, даже самой опустившейся, мелкой и ничтожной, – кроется несокрушимый гранит земной плоти.

Остерегайся людей, говорят Старшие, и повторяем мы. Страшись, бойся и беги их и не преклоняй слуха к тем, кто станет с пренебрежением говорить о них, краткоживущих, не обладающих сокровенным знанием, как мы.

Ибо, как никто, помнят люди древний зарок Семи Зверей, зарок жестокого и безжалостного мира – не отступать и не сдаваться.

Пролог

Море Мечей изо всех сил старалось оправдать название. От затянутых серой мглой небес до тяжело вздымающегося и опадающего покрывала вод пространство полосовали ветвистые молнии. Перепуганное светило скрылось, меж морем и небом воцарились ранние сумерки; и среди мерно катящихся валов мало чей глаз сумел бы разглядеть небольшой двухмачтовый парусник, лёгкий бриг, уверенно державший нос по волне.

В отличие от множества иных судов, бороздивших море Мечей, на мачтах брига не было флагов; хотя даже пираты брезговали плавать «нагишом», как это прозывалось у моряков.

Пожелай какой-нибудь любопытствующий волшебник узреть, что творится на палубе, его ожидало разочарование: он не увидел бы вообще ничего, ни одной живой души (впрочем, и неживой тоже), словно на пресловутом корабле-призраке.

Корпус брига был ярко-травянисто-зелёным, и такими же – паруса.

Никто, ни одно судно, когда-либо рассекавшее здешние воды, не имело такой окраски.

Никого не было на палубе, никто не стоял у руля, поворачивавшегося, словно по собственной воле.

И лишь в кормовой надстройке, за окнами цветного стекла, шёл негромкий разговор.

– Ошибки быть не может. – Только в одном месте мира Семи Зверей говорили на этом языке, древнем, самом древнем из всех, что знали эти небеса. – Он здесь.

Изящная рука с тонкими, но сильными пальцами протянулась через стол, легко касаясь расстеленной карты. Покрытый сложным золотисто-зелёным узором ноготь скользнул вдоль побережья Вольных городов, задумчиво помедлил у Скирингсалла и двинулся к юго-западу, мимо Оса, Дамата, Феана – вдоль врезавшегося в море полуострова.

– Он здесь. Я чувствую эхо заклинания.

– Прошлый раз ты тоже «чувствовал», Роллэ. И мы угодили в Облачный Лес. Где узнали любимую поговорку тамошних обитателей. Да-да, ту самую – «кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет».

– Мы же не погибли, – последовал сухой ответ.

– Но чего это нам стоило!

– Ты поднимаешь эту тему снова и снова, Фереальв.

– Я подниму её и когда мы вернёмся в Башню Затмений. Мудрые должны узнать.

– Спасибо. Что бы я делал без твоих напоминаний.

– Роллэ, Роллэ! Почему я всё время вынужден призывать тебя к серьёзности?! Наблюдающие вручили в твои руки…

– Да-да, Фереальв, я помню. И потому говорю – он здесь. Несмотря на случившееся в Облачном Лесу.

– Он – здесь. Допустим. А где в таком случае она?

Молчание.

– Обрати сей вопрос к самому себе, Фереальв.

– Если бы я мог ответить на него сам, Роллэ, будь уверен, я не отягощал бы твой слух сиими бессмысленными словесами.

– Как же так? Могущественный и многознающий Фереальв, надежда Башни Затмений, лучший Наблюдающий последнего века…

– Прошу тебя, Роллэ. Ты знаешь, что брошено на весы. И знаешь, что мой доклад будет полным и нелицеприятным отнюдь не от вражды к тебе. Я буду столь же беспристрастен и объективен также по отношению к себе. От этого зависит судьба Смарагда!

– Оставь, Фереальв. Судьба нашего острова зависит совсем не от этого.

– От чего ж тогда? Я не смеюсь, Роллэ. За это время мои взгляды… несколько изменились. Ответь, прошу тебя.