Максим Михайлов - Плач серого неба

— Тела. Мне нужно, чтобы эти двое опознали пару тел.

Капля дрогнула и навалилась на густые усы. Полицейский так резко сунул руку в очередной карман, что я испугался, как бы она не воткнулась ему под ребра.

— Вовремя вы, — раздраженно фыркнул он, — там сейчас как раз маски лепят. Завтра хоронить повезут.

Тут лицо его озарилось радостью. Из недр очередного кармана он жестом фокусника выдернул и встряхнул хорошо попользованный носовой платок, наметил на нем чистое место и нанес докучливой капле и ее затаившимся товаркам трубный решительный удар.

— Вам в подвал, — довольным голосом пробубнил регистратор, не отнимая платка, — там прямо и четвертая дверь налево. Это перед самым… поворотом. — Он еще раз прочистил нос, любовно сложил отяжелевший клочок ткани, и в тот же миг меня покинуло порожденное его манипуляциями оцепенение. — Не ошибетесь, холодина там страшная.

— Благодарю, — кивнул я и украдкой оглянулся на спутников. Хидейка подташнивало. — Пойдемте, друзья мои.

Не знаю, почему борец с простудой не упомянул об этом сразу, но найти в подвале морг оказалось еще проще — на него указывало несколько надписей и стрелок, нарисованных прямо на стене. А вот холод и впрямь был ужасен. Я почувствовал, как безудержно дергается челюсть, выбивая зубами нервную дробь, и невольно попытался крепче запахнуться в плащ. Ларре и Хидейку тоже приходилось несладко.

И только парочка людей, — единственные обитатели просторного, уставленного молочно-белыми столами зала, которые могли похвастаться умением дышать, — чувствовали себя вполне вольготно. Оба были по самые ноздри закутаны в плотные красные ватники. Один, круглолицый румяный толстяк, держал на отлете будто сведенную судорогой левую руку, а в правой сжимал чашку обильно парившего кофе. Лицо его напоминало озеро сонного блаженства, по ровной глади которого нет-нет, да и пробегали волны напряжения. Покосившись на нас, он глазами указал на распахнутую книгу, куда я послушно вписал наши имена.

Физиономия второго, напротив, сжалась от крайнего усердия — от напряжения он даже высунул язык. Склонившись над покойником, он тщательно втирал ему в щеки некую жирно блестевшую мазь. Мертвецы на соседних столах уже имели вид столь же блестящий.

— За… ходите, — дружелюбно пригласил нас толстяк, — будьте… как дома, — он радостно хохотнул собственной шутке. — Хотите кофе — чашки вон… там, в серванте, — он дернул головой в нужном направлении. И тут я понял. Скрюченная рука, медленная речь, перерытая внезапными паузами — перед нами был местный холодильник за работой. Маги такой силы встречаются редко — не каждый ухитрится поддерживать жуткий холод, сохранять при этом осмысленное выражение в глазах, да еще и предлагать кофе посетителям.

— Благодарю, — я кое-как протолкнул слова сквозь стучавшие зубы, — но мы спешим. Нам бы посмотреть на тело Артамаля ил-Лакара…

— Это там, — натужно просипел скульптор, который быстро покончил с мазью и теперь яростно вращал деревянной палкой в стоявшем у изголовья трупа жбане, — среди безнадежных.

— Каких? — удивился Хидейк.

— Безнадежных. Ну, у которых маску лепить уже не с чего. — Палка показалась наружу и оказалась изрядных размеров ложкой. Скульптор принялся зачерпывать ей белую массу и лить на лицо мертвеца.

— Если за трупом не пришли, — принялся объяснять он, разравнивая стремительно густеющий материал, — мы делаем маску на случай, если родня опоздает к похоронам. Ну, а когда от лица остается мало — тут уж извиняйте. Да вы идите, там бирки на столах, не промахнетесь.

— А что, родня за ним не ожидается? — тихо спросил альв, — весть на родину не посылали?

— Посылали… — влез в разговор холодильник, — а… как же. Всегда посы… лают. Ответа пока… нет. Но они… бывает… долго идут. Да…

— Ага, — непонятно высказался альв и примолк. Мы направились к дальней стене, туда, где в полумраке тоскливо прятались самые неприятные экспонаты выставки мертвецов.

Табличка на столе недвусмысленно поясняла, что перед нами — Артамаль ил-Лакар собственной персоной, альв в возрасте 268 лет, аристократ с острова Миррион.

Я вдруг понял, что кроме легкого головокружения в душе не было ничего. Ни страха, ни отвращения. Хорошо пропеченная картошина с заполненными горелой плотью дырами на местах глаз и носа, которая криво ухмылялась белоснежными зубами, ничем не напоминала одушевленного.

— Но как же вы поняли, что это — именно господин ил-Лакар? — спросил я.

Скульптор в последний раз огладил белую массу и осторожно отнял руки от лица покойника. Палец за пальцем он аккуратно стащил и положил на стол перчатки.

— Ну, для начала, — в тусклом и холодном свете ламп его высокий и тощий силуэт выглядел жутковато, — по костюму.

Человек приблизился к нам и откинул простыню. Я невольно зажмурился, но тут же заставил себя открыть глаза. Выглядеть лучше тело, конечно, не стало, но врач был прав — к обугленной плоти кое-где намертво пристали большие клочья некогда белой, а ныне грязной и истлевшей по краям ткани.

— Согласно показаниям знакомых господина ил-Лакара, он был единственным на том приеме, кто носил белый костюм. Остальные предпочли более… классический стиль.

Я немедленно пометил это в блокноте.

— А во-вторых, я сумел нарисовать вот это, — глаза анатома блеснули, когда он вытащил из-под головы мертвеца лист бумаги, на котором карандашом был начертан схематический, но очень притом живой портрет. — Моя собственная техника, — гордость в голосе человека даже не пряталась, — восстановление лица по структуре черепа. Его знакомые подтвердили сходство.

— Это чудесно, — встрепенулся Хидейк, — но откуда вы взяли усы и бороду?

— Так те же знакомые и подсказали. Конечно, техника пока не совершенна, но в целом дает неплохие результаты.

— То есть, — не унимался дотошный альв, — усы вы дорисовали потом, по словам знакомых покойного. А какие еще поправки вы вносили потом?

— Ну… Глаза чуть увеличил, — смутился анатом, — пару морщин добавил — все-таки, покойный был стар…

— Стало быть, — я оторвался от блокнота, — вы не знаете, были ли у трупа усы, борода и морщины?

— Выходит, не знаю, — талантливый художник приуныл, — но опознание ведь для того и существует, чтобы по словам родственников и знакомых…

— Кстати, о знакомых. Вы не запомнили, кто приходил по его душу?

— Не очень. Точнее, я помню двоих — господина Визершпица из Ратуши и мистриссу Лагель, прачку, — у нее еще такой забавный восточный акцент. Но тут все просто — один постоянно мелькает в газетах, а вторая, по удивительному стечению обстоятельств стирает… стирала белье не только господина ил-Лакара, но и мое. А вот третьего я как-то подзабыл. Какой-то юноша-альв, из богатых. Можно посмотреть в журнале посетителей.