Евгений Дембский - Блудный брат

Я вздрогнул. Сквозь плавающий перед глазами туман я увидел одиночные искорки, несущиеся в мою сторону. Почти автоматически тело дважды качнулось, искры пролетели мимо. Все это я видел словно в кино, со стороны. Это не я раскачивался в узком проходе, я лишь воспринимал часть импульсов. Я резко тряхнул головой; картинка пошла волнами, словно в испорченном телевизоре, и медленно прояснилась. До конца дорожки оставалось три шага, три нормальных шага, я два раза переставил негнущиеся ноги. Искры не появлялись, я слегка изменил положение ступней, но это тотчас же пробудило затаившуюся где-то в мышцах и костях боль. Я быстро вернулся в прежнюю позу. Теперь, когда я находился вблизи места, где зарождались искры, у меня было мало времени на реакцию, мне требовалось ловкое молодое тело, а не тяжелый мешок с костями на подгибающихся ногах. Хуже всего, что я не видел отсюда никакой разницы между тем местом, откуда начал свой путь, и финишем. Мысль о том, что я сражаюсь с этой адской установкой лишь затем, чтобы убедиться, что дверь с той стороны точно так же заперта снаружи, потрясла меня до глубины души. Я рванулся вперед. Два шага, в сторону, в сторону, в сторону, шаг, шаг, шаг, шаг! ЕСТЬ!!!

Я упал на онемевшие руки, перевернулся на бок и свалился на нагретые плиты. В глазах потемнело. Подняв руку, я положил ее на колено и начал разминать; почувствовав, что в ней начинает восстанавливаться кровообращение, я занялся второй рукой, массируя ее все сильнее и все быстрее, протер локтем лицо… Нога… вторая… ступни… Закололо так, что я едва мог выдержать, вернее, даже не выдержал, но я не слышал собственного крика, вообще ничего не слышал. Прервав массаж, я тряхнул головой, в ушах зашумело, но не более того, я воткнул пальцы в уши, нажал, покрутил. Подействовало — я кое-что услышал, а именно знакомый треск, сначала громкий, затем удаляющийся. Совсем наоборот, чем было в начале пути, — там он сперва был тихим, затем сила звука нарастала. Я вернулся к своим ступням. Стиснув зубы, я услышал скрежет костей, услышал шорох от трения ладони о материю брюк. Я огляделся. Маленькая площадка, три ответвления. Одно мне знакомо даже слишком хорошо, второе, судя по всему, точно такое же, во всяком случае, я видел тот же ряд стоек. Как это называлось в царской армии? Сквозь строй?.. Туда я ни за что не пойду. Оставалось третье ответвление. Я пошевелил ногами и попытался встать, но ноги меня не держали. Упав на спину, я начал размахивать ногами, но мне никак не удавалось приподнять их выше чем на три сантиметра над уровнем пола. Выше. Я сел, затем встал на колени, помогая себе рукой, приподнял одну ногу и поставил на землю ступню — вот, теперь хорошо. Я принялся энергично растирать ногу, не обращая внимания на боль, меня подгоняла мысль о том, что Кашель мог уже разбить стекла и, надеясь на мое вооруженное вмешательство, ворваться в сарай. Прямо под выстрелы Шелтона и Даркшилда. Я поменял ноги и занялся левой, с ней мне удалось справиться несколько быстрее. Переждав болезненную судорогу, я встал и шагнул в сторону. Сбоку затрещали искорки, несколько штук. Я почувствовал, как встают дыбом волосы на голове и сжимается желудок. Меня стошнило желчью, флегмой и страхом. До конца жизни, услышав тихий треск электрического разряда, я буду вздрагивать, словно дрессированная собака Павлова. Сплюнув, я утер рот рукавом. Воздух был сухим и… ломким, он трещал при каждом моем движении. Я сделал шаг, второй, третий. Обойдя угол шкафа, в котором зарождались искорки-путешественницы, я с облегчением обнаружил, что за ним не начинается очередной ряд стоек. Поверхность два на полтора метра занимал люк в полу, при виде его у меня сильнее забилось сердце. Возле того края, где находились петли, стоял маленький шкафчик с простым замком, который можно было бы открыть утренним дыханием с похмелья, но сегодня, сейчас, меня не интересовали ни какие-либо шкафчики, ни их содержимое. Присев возле крышки люка, я обследовал ее ручку и нашел тонкую как волос щель. Я лег на пол и приложил к щели ухо.

— … мог смыться из дома! — Я узнал голос, это кричал Даркшилд. Он не мог так кричать ни на Шелтона, ни на Венди. Логика — мать победы! У них в руках сержант Теодор Л. Лонгфелло… — Заряда было достаточно, чтобы сравнять с землей…

— Согласен, грохнуло неслабо, но я стоял у удачного окна, — спокойно сказал Кашель. — Мы так договорились — встаем возле разных окон и пытаемся выжить. Кто выживет, едет по вашим следам, чтобы отомстить за остальных двоих…

— Двоих? — вмешался в разговор Шелтон-Будда. — А кто может поручиться, что вас не больше? Может, вы все стояли у одного и того же окна?

— Да, мы все там стояли, — презрительно бросил сержант. — Отвали, сволочь.

Я попытался определить местонахождение участников разговора внизу. Сержант явно пытался мне в этом помочь. Я переместился так, чтобы иметь возможность как можно быстрее сбить замок и прыгнуть вниз, одновременно пытаясь восстановить нормальное кровообращение в конечностях. Если я правильно расположил собеседников и если они не двигались с места после произнесения своих реплик, то сержант стоял перед Шелтоном и Даркшилдом, и если бы я прыгнул, то заслонил бы собой сектор обстрела. Но я знал, что даже едва заметный сигнал заставит сержанта отскочить. Наверняка он видел, где находится люк. Только что дальше — допустим, я спрыгну и стану угрожать им оружием, хорошо… Что дальше, какие предложения? Их остановит страх? Вряд ли. Им нечего терять. Особенно Будде, он знает, что у меня есть две причины, чтобы ему отомстить, — личная и служебная. Этого достаточно. Даркшилд может и перепугаться. Так что — застрелить Будду и пригрозить тем же Даркшилду? А если он не послушается? Боже, не слишком ли много для меня? Где Венди? На чьей она сейчас стороне?

— Можешь таращиться туда сколько угодно! — Я услышал презрительный смешок сержанта, явно адресованный мне. Может быть, мне это только казалось, но в его голосе звучало нечто заставлявшее спешить. Кто-то из двоих находился у окна, и сержант по каким-то причинам считал это благоприятным обстоятельством. — И ты тоже, брось свою аппаратуру, и к окну! — крикнул Кашель.

Это уже было сыграно грубо и по-силовому, но теперь я знал достаточно. Схватившись за скобу, я примерился так, чтобы толкнуть крышку и прыгнуть по мере возможности одновременно. Выдернув из-за пояса револьвер, я проверил, где патрон, любовно посмотрел на него, пожелав удачи как ему, так и себе. А потом прыгнул.

На этот раз нам повезло. Кашель услышал шум над головой и — как я и ожидал от профессионала — отскочил с линии огня, даже более того, ударил плечом по лесенке, на которой стоял Даркшилд. Полковник полетел на пол, не представляя пока что для нас опасности. Едва коснувшись ногами пола, я уже видел, где стоит Будда. Он тоже меня увидел и начал поднимать пистолет. Жуткий сдвоенный ствол уставился на меня. Что-то зазвенело позади моего экс-брата, стекло лопнуло с громким треском и полетело на пол, ствол пистолета слегка дрогнул, теряя прицел, но тут же начал возвращаться в исходную позицию. Ждать больше было нечего, я выстрелил, целясь в грудь, и в метнулся в сторону, не спуская глаз с Будды. Моя пуля попала в точности туда, куда я и хотел, — в грудину. Брызнула кровь, обрывки ткани, обломки кости. Шелтон рухнул на спину, словно могучая рука дернула его сзади за ремень. Сделав два шага, я без особых церемоний пнул в промежность пытающегося подняться с пола Даркшилда; сержант возился под столом, связанные за спиной руки мешали ему встать. Полковник взревел, но он меня пока что больше не интересовал, я прыгнул к Будде-Шелтону. Тот дергал головой, пытаясь ее приподнять, кровавое пятно расползлось по всей груди, обрывки рубашки вместе с хриплым дыханием то втягивались внутрь кровоточащей раны, то приподнимались над ней. Его левая рука все еще сжимала пистолет, а указательный палец правой то судорожно сгибался, то выпрямлялся. Он все еще стрелял в меня, пытаясь меня убить. Схватив пистолет, я встал, освободил сержанта, еще раз посмотрел на Шелтона и занялся скулящим полковником. Затем я вернулся к раненому. Ничего не изменилось, все то же злобное выражение лица, бессмысленный взгляд, левая рука судорожно сжата, палец правой — на спусковом крючке… Выстрел, выстрел, рана, смерть, смерть… Я присел рядом с умирающим, пытаясь найти в себе хоть какое-то сочувствие, привязанность или пусть даже ненависть, но я не чувствовал ничего. Подняв ему голову, я подсунул под нее подушку от опрокинутого стула. Он посмотрел на меня более осознанно, пальцы перестали двигаться, но не потому, что он уже не хотел меня убить, — у него просто не оставалось сил.