Карина Демина - Голодная бездна

Не на них же грех.

Однажды целый подпольный абортарий накрыли, вполне приличное заведение…

Мэйнфорд потряс головой, пытаясь избавиться от алкогольного дурмана. Нет смысла. Снова нет смысла. Кто бы ни промышлял абортами, в его интересах было сохранить жизнь пациентке.

Труп – это всегда проблемы.

А тут… почему?

Потому что он, Мэйни, тоже нажрался, вот и не сообразит, в чем дело… вертится же что-то такое, этакое… вертится-крутится… как пол «Веселой рыбки». К слову, почему рыбка-то?

Мэйнфорд каждый раз собирался спросить, но забывал.

Да ну на хрен…

…нет, он подумает о бумагах.

…и о тех девушках, которых убили… зачем? Ответ на поверхности, просто Мэйнфорд слишком надрался, чтобы его увидеть. И Джонни надрался тоже, но ему нужно, чтобы глупостей не натворил. Молод. Наивен. Верит, что мир справедлив, а значит, с хорошими людьми в нем ничего дурного произойти не может. И Мэйнфорд когда-то верил.

Ложь.

Все ложь.

Истина, она не в вине, а на дне бочки с самогоном. Как осилишь, так и откроется.

– Шеф, такси вызвать? – Местный бармен, на редкость удобный своей молчаливостью, умел чувствовать потребности клиентов.

Мэйнфорд посмотрел на Джонни.

Надо же, сморило дока.

Прямо за столиком и сморило, лег, руки вытянул, вцепился пальцами в сковороду, будто отнять ее, болезную, кто-то пытается. И сопит себе. Рот приоткрыт. Слюни пузырятся.

Диво, до чего хорош.

– А…

– Скажите, куда. Доставим в лучшем виде.

Это хорошо… это правильно… и надо бы Кохэну позвонить, чтобы приглядел за доком, а то ж мальчишка… протрезвеет раньше времени, полезет выяснять, кто ж его невестушку… а и вправду, кто?

Нет, вопросы потом.

– Доставьте. – Мэйнфорд встал.

Надо же… если он на ногах держится, значит, не так уж и пьян. Или все-таки… в голове пустота. И какое это блаженство. Может, надираться почаще? Глядишь, тогда и сумасшествие отступит… нет, не выйдет. Пьяным он работать не способен.

– Такси…

– Я провожу. – Безымянный бармен был вежлив и предупредителен, но при том не было в его предупредительности и толики лакейского подобострастия.

Хороший мужик.

И Кохэн… и вообще, хороших людей на самом деле много. Просто у Мэйнфорда работа такая, что подонки встречаются чаще.

Такси – престарелый «Бьюик» – ждало у подъезда. И Мэйнфорд, с трудом втиснувшись на заднее его сиденье, с наслаждением вдохнул запах кожи и дыма.

Он назвал адрес. И лишь очутившись на месте, понял, что приехал вовсе не туда, куда должен был… а с другой стороны, он пьян.

Чудит.

Пьяным это дозволительно.

Глава 39

Сандра выглядела встревоженной.

И виноватой.

– Он… ты пойми, что он меня очень любит. – Она повторяла эту фразу снова и снова, и Тельма не могла понять, кого именно Сандра пытается убедить, ее или же себя. – Да, он совершал ошибки…

Маленькая кухонька больше не выглядела уютной. Что исчезло? Салфетки на месте. И скатерть. И снимки. И даже кружки в вязанных крючком чехольчиках. Лампа.

Абажур.

Сонная осенняя муха, которая металась, то и дело о ударяясь об абажур с неприятным тяжелым звуком. И бледные руки Сандры с красными ноготками.

– Все совершают ошибки…

– Он тебя убьет. – Тельма уже жалела, что пришла сюда, на эту кухоньку, и принесла бумаги, которые разрушили прежний уют.

– Ты этого не знаешь! – вскинулась Сандра. – Он… он милый… он меня любит! Нет, ничего не говори!

Руки взметнулись.

И бумаги полетели на пол.

– Я… я понимаю, что ты хочешь, как лучше… ты за меня беспокоишься. Но я уже не маленькая! А он… он мне цветы принес… и конфеты.

Коробка стояла на столе. И следовало признать, что конфеты в ней были отнюдь не из местной лавочки. Благородные трюфеля, настоящий шоколад, пропитка коньяком и белоснежные бумажные стаканчики для каждой конфеты. Сахарный жемчуг, в котором больше красоты, чем вкуса.

Звездочка из корицы.

Элегантно.

Изысканно даже, как и белоснежные розы, которые заняли место не в вазе, но в огромном тазу. Конечно, в вазу такой букет не поставишь.

– И все вот это, – дрожащий пальчик Сандры указал на бумаги. – Ничего ведь не доказали! Обвиняли… но любого можно обвинить! Тебя, меня…

– Я поняла.

– Нет. – Сандра тряхнула головой, и белые кудряшки ее заплясали. – Не поняла. Ты… ты как мама… она всегда пыталась контролировать, что я делаю… с кем хожу. С кем дружу. Этот плохой… тот нехороший… репутация. Если бы ты знала, как в маленьких городках трясутся над репутацией! И мама свою погубила. Она не желала, чтобы и я тоже оказалась… чтобы оказалось, что меня использовали и бросили. Как лучше хотела, а выходило… она запирала меня. Представляешь? И порой являлась… на вечеринки являлась… все смеялись.

– Я не смеюсь.

– И я не смеюсь! – выкрикнула Сандра.

– Успокойся.

На бледной коже ее проступили алые пятна. Губы тряслись. А в синих глазах затаились озера слез. Что ей было сказать? Наверное, если бы у Тельмы раньше случались друзья, она бы умела разговаривать на такие вот неудобные темы. Но друзей не было.

Кроме Сандры.

Кроме влюбленной, и потому ослепшей Сандры.

– Я ему верю! Слышишь?

– Слышу.

– И он… он меня любит! Сейчас… я тебе принесу… покажу… – Она метнулась из кухни, едва не сбив Тельму, чтобы спустя минуту вернуться с футляром. – Вот. Посмотри.

Футляр этот Сандра сунула в руки Тельмы.

Узкий.

Тяжелый. Основа – благородное дерево. И бархатная шкурка. Крохотный серебряный замок.

Внутри – широкая полоса браслета.

– Видишь?! Ты видишь? – Сандра приплясывала от нетерпения. – Это он принес.

– Можно?

Тельма не спешила прикасаться. А вещица не из дешевых, даже если не принимать во внимание работу – а работа была отменной, – все одно не из дешевых. Белое золото. Алмазы мелкие, но много, в сумме карат на пять наберется.

– Думаешь, он его с трупа снял? – с вызовом поинтересовалась Сандра.

Неплохо бы… получилась бы улика, которой, глядишь, и хватило б, чтобы отправить героя-влюбленного за решетку. Сандра бы тогда… что, смертельно обиделась? Отказала бы в дружбе?

Но осталась бы живой.

– Смотри, конечно. И давай, если ты ничего не увидишь, просто закроем эту тему. И приятелю своему скажи… не надо сюда ходить.

Это она про кого?

Кохэн… конечно… тоже предупредить пытался? Бесполезно. Не послушает она.

– Донни… он хороший парень.

Наверное. Когда-то был. Все подонки, как подсказывал опыт, когда-то были или хотя бы казались хорошими парнями.