Мощи святого Леопольда - Борис Вячеславович Конофальский
И кавалеру вроде и неприятно было, что Сыч ходит к бабе, которая нравится самому Волкову, а вроде и наплевать. Да нет, не наплевать, он почувствовал, что Фриц Ламме стал его раздражать, а раньше такого за собой не замечал. «Погнать его прочь, – думал он, – пусть катится на вольные хлеба? Или нет, он полезен бывает и может еще пригодиться. Или просто запретить ему ходить к Брунхильде? А с чего бы? Другие-то ходят к ней, почему Сычу нельзя, не жена же она мне? Да и денег он на нее тратит много, все, что он тратит на нее, – я сберегаю».
В общем, он так и не решил, что делать, но к Сычу стал относиться гораздо хуже, хотя старался виду не показывать.
Шоссы[3] Волков почти никогда не носил, не любил он пояса и подвязки, слишком долго все это приходилось надевать и привязывать. Дублеты у него были, но покупал он себе только самые простые, солдатские, грубые, больше похожие на простые стеганки и без пуговиц, чтобы они не цеплялись за кольчугу. И туфли он не носил, не было у него ни туфлей, ни башмаков. Две пары недлинных, немодных сапог, одни грубые солдатские, под доспех, и еще одни роскошные, но все равно немодные. Его плащ, хоть и хорошего сукна и с еще не вылезшим мехом и дорогой застежкой, был длинен до пят и отлично хранил тепло у костра ночью. Но он был старомоден, как и сапоги, и меч, да и сам Ярослав Волков.
Сослуживцы в гвардии частенько зубоскалили по поводу одежды Волкова, но он не обращал на них внимания и носил грубые сапоги с солдатскими штанами вместо ярких шоссов с изящными туфлями.
Но пришла пора меняться, у костров кавалер спать больше не собирался, и плащ ему теперь требовался короткий, модный, расшитый и едва прикрывающий зад.
Вместо солдатских простых штанов он купил себе тоже солдатские, свободные штаны-плюдерхозен. Дорогие и замысловатые, такие носили старшины и сержанты ландскнехтов да офицерье чертовых горцев. Они хороши были, широки и удобны, и сочетались с шоссами, которых он взял две пары: лиловые и синие. Еще он взял себе добротные свободные штаны длиной до колен, и сапоги с отворотами, и легкие туфли, такие, что и по улице в них ходить нельзя, замараешься – только по паркетам. И замшевые башмаки. И два дублета, один ужасно дорогой, синий с белыми кружевными манжетами и стоячими воротниками, тоже с кружевами. И второй простой серый, но с кольчужными вставками внутри, прикрывавшими спину, грудь, живот и подмышки. Этот дублет ему пришелся по нраву, не мог он жить без брони. Впрочем, портной обещал продать тонкую кольчугу недорого, что и под синий дублет подойдет. Волков смотрел на себя в огромное зеркало и не узнавал перед ним стоял великолепный муж, представитель кровной знати, да и только.
– Вы просто граф, настоящий граф, – в открытую льстил ему портной.
– Берет синего бархата с пером, – сказал кавалер, не отрывая взгляда от зеркала.
– Вам как рыцарю и воину лучше подойдет шляпа, – предлагал портной.
Но шляпа стоила в два раза дороже, и кавалер все-таки хотел выглядеть более мирно, как и советовал ему банкир:
– Берет, и посчитай все.
Пока портной считал, а его подмастерье ходил за беретами, Волков глядел уже не в зеркало, а на свою старую одежду. Она лежала мокрой от снега и дождя кучей возле кресла и казалась убогой, старой и грязной по сравнению с той, в которую он был сейчас одет. Нет, все вещи и обувь были еще крепки и удобны. Но они принадлежали уже не ему, а тому старому Волкову, который не расставался с арбалетом, который лез в страшные свалки и рубки, чтобы выручить сеньора и заслужить его благодарность, который ходил в проломы, который был коннетаблем у взбалмошного барона-пьяницы. Это была одежда того небогатого и храброго Волкова, которого уже не вернуть. Тот Волков, что смотрел на него из зеркала, красивый, высокий, великолепный городской рыцарь, – это был уже совсем другой человек.
– Двадцать два талера, кавалер, – прервал его размышления портной.
– Разбойники, весь город – одни разбойники, – заметил Волков, примеряя берет и разглядывая себя в зеркало. Он остался доволен головным убором, достал деньги и отдал двадцать две монеты, что чеканил курфюрст города и земли Ланн, двадцать две серебряные монеты. Тот Волков, что носил старую одежду, мог бы и убить за такие деньги.
Утомленный примерками, кавалер спустился в приемную, где его ждали полусонный Ёган и мечтательный Сыч. Глаза Ёгана округлились:
– Бог ты мой! Господин, вы ли это?
– Экселенц, ну нет слов! – восхитился Сыч.
– Заберите вещи и поехали побыстрее, – велел Волков, – есть я хочу. Замерзну я в таком виде, наверное.
Удивленные взгляды своих людей его удовлетворили, но больше, чем восхищение слуг, его интересовала реакция другого человека. Ему хотелось увидеть, как отреагирует она.
Агнес уставилась на Волкова, косила глазами и молчала, будто увидала чудо чудное. А Брунхильда бросила взгляд, удивилась, открыла было рот, но так и осталась с открытым ртом, хотела, видно, сказать что-то, да слов не нашла, а потом вспомнила, что она с Волковым почему-то не разговаривает, и отвернулась, продолжила пришивать кружева к рубахе.
Реакцией молодых женщин кавалер остался доволен, и без слов было ясно, что его вид произвел на них нужное впечатление. Он сказал:
– Собирайтесь, со мной поедете.
– Куда? – спросила Агнес.
– Недосуг мне, – высокомерно ответила Брунхильда, не поднимая головы от работы.
– Я велел Ёгану телегу запрягать для вас. Вам будет интересно поглядеть. Собирайтесь.
– Платье лучшее надевать? – спросила Агнес. – Как в церковь?
– Как в церковь, – кивнул кавалер.
– Холод на улице, снег, – продолжала упрямиться красавица, – платья у меня зимнего нет, башмаков зимних нет, шали нет. Без меня езжайте.
– Снег месить тебе не понадобится, из дома в дом пойдешь, а меж ними на телеге поедешь, в одеяло укутаетесь, не замерзнете, – уговаривал Волков.
– Шейблейн на меху мне купите, так поеду, – с вызовом ответила Хильда, продолжая шить.
– Что еще за шейблейн? – спросил кавалер.
– Душегрейку она хочет, чтобы по рукавам и на горле
