Александр Лонс - флэшбэк - flashback

— А что? — удивился Алекс. — Получилось вполне реалистично. Зато есть чем разбавить повседневную рутину и есть чего добавить в фантасмагорию того, что я сейчас пишу.

— Да, насчет реалистичности можешь не сомневаться. Тебя подвезти? — спросила она, пискнув сигнализацией.

— Конечно, подвези. Так что тебя интересует?

— Это из твоего личного опыта?

— Ага, было дело. Такова селява! Но эпизод мне понравился! Еще надо доработать слегка, и все будет хорошо!

— Ты меня сильно расстроил…

— Это с чего бы? Что тебя так расстроило? Что я так глупо лоханулся?

— Вот вроде совсем взрослый человек, а... Так и хочется гадость сказать.

— Так ты скажи! Облегчи душу! Будет потом что вспомнить!

— Ой… ну вот зачем глупость сделал? Знал ведь стопудово на что шел. Хлопни еще раз дверью, а то плохо закрылась. И ремень пристегни.

— Ну, почти знал, скажем так, — ответил Алекс, прищелкивая ремень безопасности. — Зато потом стало очень, как теперь говорят, «атмосферно»… Бытует сейчас такое выражение, ко мне вот тоже прилипло. А что значит — «атмосферно?» Кстати — в Питере таких слов не знают, что интересно.

— Ну, здрас-с-с-сте!..

— Ага!

— Это значит, что сочетание цветов, запахов, звуков, интерьера и пространства создает так называемую атмосферу. Например, атмосферу домашнего уюта, или атмосферу средневекового замка...

— Вот — классный ответ! — обрадовался Алекс. — Спасибо.

— Да не за что… А кто это там атмосферные места нашел? Я тож хочу!

— Ну, не то чтобы... тут про Ховринскую больницу опять рассказывали. Знаешь — великий недострой? Народ просто прется от этого места, никак не нарадуется.

— Да? Странно! А про Ховринскую так скажу. Мне там нос проломили и череп чуть не раскроили — не вижу ничего атмосферного.

— Ты рассказывала! А меня как-то водили на экскурсию в некий недостроенно-заброшенный аквацентр или аквапарк. Сто рублей за вход. Я там чуть ногу не сломал — провалился в какую-то дыру. Я, помнится писал на каком-то своем блоге… Да, чего-то последнее время ты не пишешь ничего, и дневник у тебя какой-то покинутый.

— А, так… временно забила. Но вообще… Вернусь наверное… Мне, знаешь ли, как и большинству сидящих в Сети личностей, блоги-дневники, просто необходимы. В них я черпаю свои силы, поддержку друзей, чувствую себя живущей, существующей во внешнем мире, в чьих-то других мирах, а не только в своем и своих близких. Тут что-то все время происходит, драмы и войны, здесь можно узнать новости, увидеть чужие креативы. Здесь я себя «рекламирую», чтобы обо мне узнало большее количество народа, среди которого я, может статься, найду хороших приятелей. Или друзей. Я делюсь своими мыслями или эмоциями, получаю реакцию окружающих на них. Раньше мне необходима была многостраничная переписка с хорошими друзьями, прозаический креатив, долгие разговоры о вечном, а сейчас хватает дневников. Где и как бы я ни выражала свои мысли, они должны находить отклик. Иначе, зачем их вообще выражать? Причем отклик не у нескольких близких людей, а у множества. Дневники, как это ни прискорбно, часть моей жизни.

— Почему это — прискорбно? — удивился Алекс.

— Почему прискорбно? — эхом отозвалась Ирина, — да потому, что они убивают мою креативность, желание высказываться по-настоящему, облегчают и упрощают выражение мысли, делают меня тупее. Потому что они отрывают от реальности. Чем больше веду дневник, тем более понимаю, что делаю из своей жизни болото. Я гораздо меньше стала общаться «в реале», чем раньше, меньше делиться чем-то, стала более самодостаточной, что ли, более «нормальной». Потому что в дневниках происходит много дерьма, которое отнюдь эту «треть жизни» не красит. Иногда я сама бываю источником этого дерьма. Если бы я действительно могла строить красивый образ, я была бы ангелом и меня бы все обожали. Нередко дерьмо «складывается удачно» и приносит мне радость, удовлетворение. Но, мне кажется, эта радость не стоит всей этой массы говна, она не пропорциональна ей. В конце концов, потому что дневники банально отнимают время. Почти треть жизни я провожу в них, треть жизни думаю о том, что в них происходит. Это «неправильная» жизнь, ее пластиковый заменитель. И все занимаются точно тем же, хотя врут, что у них нет дневниковой зависимости и что она для олухов и неполноценных. А фиг ли вы все тогда здесь делаете, милые, и какого хрена проявляете интерес?

— Я так никогда не говорил, — буркнул Алекс.

— Знаю, что не говорил. Так что иногда мне требуется уйти с дневников, отдохнуть. Я хочу почувствовать себя свободной от всего этого, я люблю периодически ампутировать куски жизни, в которых накопилось слишком много всего и которые надоели. Я люблю придать жизни новую свежесть и звучание, мне необходимо обновление. Хочу почувствовать себя живущей в реальности, заняться реальными делами и решением реальных проблем, а дневники своим «существованием где-то там» мешают мне, заставляют о них помнить.

— Так в чем же дело? — не понял Алекс. — Это разве кому-то мешает?

— Мешает! — продолжала она. — Поэтому я всякий раз в такие моменты пытаюсь с ними покончить, но никогда не хватает сил: они, при всей своей мерзости, мне дают слишком много приятного. Вот тот наркотик, с которого я не могу слезть. Как героинщик или еще кто-нибудь подобный. Наркоманы тоже чувствуют, что наркотик съедает мозг, все больше овладевает жизнью, но ничего не могут поделать: ощущения от него такие приятные, а без него так пусто и настолько мучительно, что жизнь становится невыносимой.

— Да ладно! Не такой уж это страшный наркотик! Иногда даже помогает в жизни, сама знаешь.

— Ну, да, и тем не менее! Сейчас я ушла на время, но очень скоро вернусь, когда соскучусь по вниманию и отклику. Скорее всего, через неделю или две, такая уж у меня судьба.

48. Пол Жданов

Лорен умерла на следующий день. В заключении патологоанатома я прочитал, что там была степень ожога III-Б при девяноста с чем-то процентах поверхности тела. С такими ожогами до сих пор никого не лечат. Иными словами врачи знали заранее, что Лорен обречена, но при этом тянули деньги. За такое судить надо. Нет, возможно, что они делали все, что могли, но разве нельзя было просто колоть обезболивающее? Стив мне потом объяснил, что Лорен мало что чувствовала, потому что болевой порог у нее был искусственно понижен, да и нервные окончания сгорели. Все три дня она была в сознании, до самого конца... она вообще чудом прожила эти дни.

Тело Лорен выглядело просто ужасно, поэтому хоронили в закрытом гробу. Хоронили тайно, поскольку никто из основной конторы ее не знал, да и не должен был знать. Присутствовали только самые близкие — я, врачи, два тренера и кибертронщики, вживлявшие в ее тело свои устройства. Как потом оказалось, они пришли вовсе не для того чтобы проститься, а чтобы после прощания и опускания гроба, пойти куда-то в тайные комнаты крематория и вырезать из тела Лорен все те хитрые штучки, что сами же туда и вставили. Сжигать с электроникой и чужеродными имплантатами запрещал закон.