Владимир Моисеев - Клоп на Луне

Аркадий: Спасибо, дружище! Выручил!

Помидоров: Это мой долг. Есть работодатели. Есть работники. Если мы друг другу помогать не будем, нас же в бараний рог согнут. Моментально и бесповоротно. Нам без взаимовыручки нельзя. Иначе пропадем.

На сцене стоит Надеждина. В руках она держит листки бумаги – это анонимки. К Надеждиной  сзади бесшумно подбирается Амбразуркин.

Амбразуркин: Здрасте…

Надеждина в ужасе отшатнулась.

Надеждина: Вы меня напугали. У меня сердце в пятки ушло! Разве так можно!

Амбразуркин: Бросьте. (Громко и неестественно смеется). Не придумывайте. Я не сделал ничего дурного. Только поздоровался.

Надеждина: Нельзя подкрадываться к человеку так тихо.

Амбразуркин: Не понял. По-вашему, мне следовало передвигаться по служебному помещению более раскрепощено: хлопать дверью, ронять на пол приборы, бить ногой по зазевавшей урне или орать дурацкую песню? Так, что ли? Или дуть в свисток, заранее предупреждая сотрудников о своем приближении? Или колокольчик повесить на шею?

Надеждина: Извините, конечно, вы не виноваты. Я сама виновата, задумалась. Но если бы вы поздоровались сразу, не сближаясь, получилось бы лучше.

Амбразуркин: О чем же это вы задумались в рабочее время, позвольте полюбопытствовать?

Надеждина: Вы приказали мне отыскать преступника. Я не знаю, как это сделать. Не могу отыскать мотив, не понимаю, что люди могут делить на Луне?

Амбразуркин: Власть, деньги, секс, месть. Девяносто девять процентов преступлений совершается ради этих вещей. Так было всегда.

Надеждина: Да, я слышала об этом. К сожалению, мы на Луне. А это значит, что все земные страсти отложены до возвращения. Здесь играют совсем в другие игры. Получается, что мы имеем дело с оставшимся процентом. А что именно входит в этот процент, я не знаю.

Амбразуркин: Может быть вы и правы. Кстати, давно хочу спросить, почему вы такая бледная? Боитесь?

Надеждина: Очень. Предположим, я найду преступника, а он меня за это по голове микроскопом ударит. Очень страшно.

Амбразуркин: Разумно. Действительно, как мне это в голову не пришло? Вы – умная женщина.И последний вопрос, что это вы держите в руках?Уж не доносы ли?

Надеждина: Как вы догадались?

Амбразуркин: Ура! Наконец-то! Не мной замечено, что при правильно организованном круговороте информации процесс управления сказочно упрощается! Сколько сообщений вы получили?

Надеждина: Три.

Амбразуркин: Прекрасно. Три из четырех возможных – блестящий результат. Можно предположить, что этот четвертый, не пожелавший пачкать свои ручки, и есть преступник! Логично?

Надеждина: Нет.

Амбразуркин: Не буду спорить по пустякам. Давайте-ка прочитаем, что там мои товарищи сочинили. Не терпится узнать правду.

Надеждина: Не хочу читать.

Амбразуркин: Почему?

Надеждина: Это гадко. Надо порвать.

Амбразуркин: Не вздумайте. (Выхватывает листки из ее рук). Ну и напугали вы меня! Не хотите читать – не надо. Я сам прочитаю. Вслух. (Читает).

«Госпожа следователь!

Мой прямой долг как можно скорее донести до Вашего сведения пренеприятнейшее известие: начальник лунной базы генерал-майор Амбразуркин оказался гадом. Что стало настоящим потрясением для нашего коллектива научных сотрудников. Снизилась производительность труда, ослаб энтузиазм.  Все вышеперечисленные неприятности случились сразу после того, как стало окончательно ясно, что генерал-майор Амбразуркин ненавидит живые существа, о чем он неоднократно заявлял при свидетелях. Есть основания предполагать, что он готов уничтожать любые живые существа, если таковые хоть чем-то вызовут его немилость. Видимо, именно желание навредить живым существам заставляет его полностью сосредоточиться на изучении лунной пыли – одного из наиболее вредных для живых существ вещества. Остановите ненужное кровопролитие! Пожалуйста! Ваш покорный слуга».

Надеждина: Какой кошмар!

Амбразуркин: А мне понравилось! От души человек написал, с чувством. Будем дальше читать? Будем! (Читает второй донос).

«Дорогая следователь!

Духовный прогресс человечества остановить нельзя. Наступает Эра доброты. Недолго осталось ждать того светлого часа, когда люди перестанут враждовать, научатся с пониманием относиться к себе подобным и вместе, взявшись за руки, твердыми шагами направятся к всеобщему благоденствию. Однако, есть среди нас и те, кто стремится замедлить поступательное движение к добру, оставить  во взаимоотношениях между людьми зависть, корысть и аморальность. И добиться этого они стараются с помощью подлости и научной нечистоплотности. Я говорю о нашем начальнике генерале-майоре Амбразуркине. Нагло присваивая плоды чужого труда, попирая самое дорогое, что у нас осталось, авторское право, он готов ради выгоды растоптать любого человека, вставшего у него на пути. Остановите его, пока не поздно. Иначе неминуемо сами окажетесь его жертвой. Искренне взалкавший победы добра.»

Надеждина: Не хочу больше слушать эту гадость!

Амбразуркин: Странно. А мне казалось, что я красиво читаю. С выражением. Правильно выделяю главную мысль. Не понимаю, какие ко мне могут быть претензии?

Надеждина: Как вы можете! Ваши сотрудники пишут про вас такие гадости. А вы делаете вид, что вас это не касается. Не понимаю!

Амбразуркин: Разве это гадости! Подумаешь, живое не люблю, подумаешь, в соавторы напрашиваюсь! Эка невидаль! Вы, что ли, других начальников встречали? Из другого теста слепленных? Слова, слова, слова. Вот если бы люди написали, что присвоил сорок миллионов баксов и не поделился. Или наладил сбыт лунной пыли заграницу. Тогда другое дело, тогда бы я разозлился и примерно наказал мерзавца-клеветника.

Надеждина: Но ведь ни одного доброго слова.

Амбразуркин: Не обращайте внимания, если бы за мной что-нибудь существенное было – наши орлы обязательно бы проинформировали начальство. А так, вроде как получается, что чист я. Значит, признают, что я суров, но справедлив. А это, как ни крути, похвала.  Будем дальше читать? Будем! (Читает третий донос).